Сибирские огни, 1963, № 2
стоту в желудке. От этого слегка поташнивало, хотелось прислониться к дереву и сползти по его гладким железным наростам опять на землю. Два сухаря на троих — остатки «энзе» — они съели сутки назад, вче ра вечером, предварительно размочив их в котелке, чтобы разделить по ровну. После этого пили из котелка мутную воду и поили четвертую, кото рой теперь не надо уже было ничего: ни желтой воды, ни носилок, уст роенных из плащ-палатки, ни остатков бинта, которыми старшина время от времени стирал вспухающую у нее на губах кровавую слюну. Утром им удалось пожевать еще не созревшей, горьковатой, пыльной ежевики. Но хрустящей на зубах, как вареная щучья икра, ягоды попада лось мало. Больше всего хотелось есть Кубочкину. Есть и — курить! — Ну, что же, хлопцы! — вяло скомандовал Забудько. Громов тоже встал, помахав возле опухшей ступни обмоткой. Ногу он повредил себе днем, оступившись в выбоину под сопревшей корягой, и потом, таща носилки, все время грязно и скверно ругался. Впрочем, тяже лый характер и сквернословие разжалованного сержанта Громова были известны еще и на батарее... — Ну! — в третий раз сказал Забудько. Кубочкин поспешно поднялся с захолодевшей травы. — Без лопаты полночи провозимся, — глухо и зло сказал Громов.'— Слышишь, что я тебе говорю, старшина? Где рыть, спрашиваю? У, гади на! — Он стукнул себя кулаком по бедру, куда от ступни упругими толч ками поднималась тупая боль. Забудько взглянул на него, присел, вырвал с корнем пучок скрипнув шей в кулаке травы и медленно растер ее клубеньки на пальцах: — Конечно, была бы лопата... Ну, ладно! — С лопатой... это — да! — сразу же подтвердил Кубочкин. — С лопатой, товарищ старшина, другое дело! — он вдруг осекся, опасливо посмотрел на кусты и зачем-то понизил голос: — Уж лучше здесь... отде лить. А? Там ведь корни кругом. Все же тут поляночка. Посветлее. — Ничего, — сказал старшина. — Можно здесь. Лесная земля вез де мягкая. Давай-ка! За темным полуокружьем деревьев стояла синяя тишина. После грома, грохота, завывания, хрипа и крика, свиста и рева, после однообразных стонов умирающей на носилках женщины, которая нако- нец-то умолкла, эта ровная тишина казалась чудовищной. Такой, какой не бывает. Они не могли понять, откуда она? — и поэтому, даже споря, разговаривали вполголоса. — Давай, давай! — повторил старшина. Громов достал нож и, засопев, воткнул его в землю... Первое время, когда они начали копать могилу, все опять замолчали, как будто работа захватила их, приглушая противную солоноватую су хость в желудке и то бессильное раздражение, которое испытывал каж дый, даже Кубочкин, с той минуты, когда они опустили на землю внезап но отяжелевшую плащ-палатку. Небо над крохотной полянкой меркло, далекая лиловая полоса су жалась, края ее остывали под серым пеплом. Никто не заговаривал о четвертой. Ее уже не было, как многих дру гих, гораздо более близких им, оставшихся лежать в изодранных гимна стерках... без всяких могил. Да они почти и не знали ее — медсестру из полка, которому накану не боя был придан их артиллерийский дивизион. Но, пробираясь из окру жения, они случайно натолкнулись на эту женщину — еще живую, по добрали ее, страшно долго несли с собой через лес на самодельных носил
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2