Сибирские огни, 1963, № 2
там записывают. Даже был случай, что сусликовые норки описывали, как обнажение. Другие сотрудники брали пробы почвы, третьи в лотках промывали наносы на золото и так далее. Ну-с, прошли мы грибные места и вошли в разнолесок. Геологи опять кинулись искать обнажения, а мне делать нечего, гляжу по сторонам. Глянул невзначай на одну огромную сосну, разлатую такую, сучья, как руки расставила, а на ней глухарь сидит. Отчетливо так выделяется на фоне неба. Сидит и не шевелится. «Затаился,— думаю,— дай-ка я его сейчас шлепну из двустволки». Спрятался за дерево, снимаю осторожно ружье, взвожу курки, прицеливаюсь, а сам думаю: «Вот будет потеха, если я, впервые в жизни стреляющий человек, повалю глухаря»... Бац! — из одного ствола. Сидит. Бац! — из другого — дымом застелило, ничего не вижу. Когда дым рассеялся, гляжу сидит. «Что за черт»,— думаю. Стал второй раз заряжать ружье и слышу: — Эге, наш Федос Петрович герой: по сосновым волдырям стрелять не боится. Оказывается — это была-таки бородавка на сосне. Вы не поверите до чего она похожа на птицу. «Оконфузился,—• думаю,— дьявол тебя за души». К счастью народ был занят работой и некогда было на смех меня поднять. К полудню мы вышли в чернолесок, как раз когда поднялась несу светная жара. До этого путешествия Сибирь мне представлялась как самый холод ный край в мире, после Антарктиды, и что там даже летом люди ходят в шубах и не нуждаются никогда в холодильниках. Однако в этой стране жара бывает не хуже тропической, когда от солнечного пекла волосы на голове кольцами скручиваются, словно на раскаленной сковороде. Так вот, кругом влажно, земля взопрела и пахнет то гнилью, то ап текой. А тут еще сетка от комаров лицо закрывает, и получается такое ощущение, будто твою голову в атомный котел сунули и урана не жале ют. А комары, комары проклятые, пылью подымаются от земли и броса ются на вас, как волки. Жгут сквозь плотную одежду, сквозь перчатки, залезают под сетку и звенят, ноют, словно просят либо уничтожить себя, либо дать крови напиться: дай, дай, дай! — жуткое дело. Ну-с, по лесу мы шли медленно, часто останавливались для наблюде ний, так что не будь духоты и особенно комаров, поход здесь казался бы приятнейшей прогулкой, тем более, что я встретил куст красной смороди ны и наелся ягоды, аж глаза на лоб полезли. Но вот кончился лес, и мы спустились в болотистую пойму какой-то реки. Болото кочковатое, метров двести шириной. По берегу реки видны скалы — геологические обнажения, которых во что бы то ни стало надо было достигнуть. — Прекрасное обнажение,— сказал Удальцов, осмотрев эти скалы в бинокль. — Придется болото форсировать, а вы, Федос Петрович, пере дайте ружье Золотоносозу и приготовьтесь к трудностям. Вам когда-нибудь приходилось ходить по кочковатым болотам? Приходилось? Отлично. Так вот, возьмите то болото, по которому вы хо дили, насадите на него кочек в два-три раза выше ростом, чем те, какие вы видели, дно болота устелите гладким льдом, наденьте мокрые ичиги, которые в таком состоянии более скользкие, чем налимы* потом напустите в болото черной, как сажа, и вонючей, как дохлая кошка, воды, добавьте погуще комаров и все это, вместе взятое, поместите в раскаленную духов ку. Вот тогда вы получите истинное представление о нашем походе через такое болото. Муки ада — игрушки по сравнению с этим походом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2