Сибирские огни, 1963, № 2

виновата. Тут уж никто не спасет... — и проговорила фразу, которая томи­ ла весь день: — Обездолила я вас, совсем обездолила... — Д а брось ты, мам, — грубовато остановил ее Костик. — Заладила... Никого ты не обездолила... — Прости меня, Костя, за весь этот стыд. Прости... — Брось ты, мама, — опять сказал Костик. Он знал, что ее тревожит. И вдруг спросил, покраснев, стесняясь, глядя куда-то вбок: — Мама, ты тогда за этого... ну, за Витькиного отца, не вышла, поче­ му? Ты меня пожалела?.. З а меня испугалась? Да? — Нет, сынок, он нехороший был, ну его... —и опять стала просить:— Люби Витю. Не требуй с него слишком строго. Он еще маленький. И все- таки брат тебе... Ладно, Костик? Нюся заискивающе заглянула сыну в глаза. Костя нахмурился: — Я же сказал. А раз сказал — все. Завязано... ...Еще раньше, чем Витя появился в доме, Костик возненавидел его отца. Тот приходил ласковый, лысоватый, приносил цветные карандаши или книжечку, гладил Костика по растрепанным волосам, одергивал на нем рубашечку и журчал, вкрадчивый, как тети-Дунин кот на кухне. — Ребенок не может сам себя понимать, не может знать свои обстоя­ тельства. А женщина вместо воспитания знает одни только ласки... Ребе­ нок же, тем более мальчуган, требует, извините, ремня для обуздания сво­ ей фантазии. Тогда из него вырастет полезный и разумный гражданин, член общества... — И, обнимая Костю за плечики, спрашивал нежно, как будто конфетку предлагал: — Ремешок повесим над кроватью, верно? И тогда у нас будет порядок, острастка будет, как положено в семье. Я и сам сирота, жил у отчима, зря я обижать не буду. Но ребенок дол­ жен знать страх... — Он мальчик хороший, умный, он будет слушаться, да, Костя?— торопливо спрашивала мать, стараясь улыбаться. — Зачем же вешать ре­ мешок, срамиться перед соседями? — А соседи что, на Луне живут? — благодушно говорил Петр Фи­ лимонович.— В моей квартире одно бабье с детворой, вдовы... то одна, то другая просит сынишку постегать... Я уж отказываться стал, что я им, палач? Исполнитель? Распустили, а я стегай... Нет, я лучше возьмусь за одного, душу положу, а сделаю человеком... Своего-то я не поленюсь по­ хлестать, укажу на его ошибки... Верно? — и ласково заглядывал Ко­ сте в глаза. А матери, если стояла рядом, он клал руку на спину, где под прозрачной тканью кофточки, как на аккордеоне, выпукло выделялись на лифчике пуговки. Мать, к удивлению Кости, густо вспыхивала. Иногда гость говорил: — Иди, Костя, погуляй, подумай, какой у нас будет конспект жизни... — Только не припоздняйся... — тревожилась мать. А однажды он прибежал с улицы, шмыгнул в дверь. Свет не был заж ­ жен, и в темноте мать говорила тихо и печально, он не сразу понял, кому: — Боюсь, не буду я тебе соответствовать, Петя. Я бесхитростная, не­ практичная, а ты человек серьезный. Может, лучше нам не связывать свою судьбу... Костик в страхе слушал, как рассуждает Петр Филимонович: — Да, хотелось бы найти женщину веселую, горячую, чтобы в руках у нее кипело, в глазенках огонь сверкал... Но сердцу не прикажешь, очень ты мне понравилась, Нюся. Однако я поставлю свои условия, — деловито произнес Петр Филимонович. — Если носки порваные — это я на первых порах прощу, не в носках счастье, я себе и сам заштопаю. Но равноду­