Сибирские огни, 1963, № 2
что и она будет сидеть на скамье подсудимых тоже в суконном халате и белом платке. Но пока что все обращались с ней вежливо и никто не зас тавлял сменить синенькую жаКетку на арестантский халат. Она несколь ко приободрилась. В зал она не оглядывалась, но знала, чувствовала, что там собрались полюбопытствовать не только работницы из ателье, знакомые, но и из других пошивочных мастерских их системы. Небось, с нетерпением ждут, как все будет происходить. И соседки по квартире здесь, и ей даже каза лось, что она слышит, как тяжело дышит Костя... Она мысленно осудила его, что не сел сзади, не затаился. Ребенок еще, а гордый, а злой, как волчонок, горло за нее готов перегрызть. И снова сердце ее наполнилось любовью и благодарностью к сыну. З а что же он так ее ценит, если подумать? Не видел мальчик ни слад кого куска, ни особой ласки. Витю маленького она жалела больше, а Ко стю держала строго... Ее допрашивали недолго, она ничего не отрицала, на все отвечала то ропливо: «Да, да, я это сделала, да, я виновата, так оно и было...» Судьиха тоже, как и следователь, попалась молодая, с широко поса женными голубыми глазами, простодушная, затейливо причесанная, и Нюсе было очень неловко отвечать на ее вопросы, признаваться, что поте ряла голову из-за парня, которого была намного старше. И судьихе было вроде неловко, она тоже не знала, как называть Валерика, колебалась, сначала сказала «ваш сожитель», а потом смутилась и стала говорить «ваш друг» и «этот человек». Народных заседателей было двое, оба пожилые. Один, молчаливый, только вздыхал и мягко кивал головой. И Нюсе думалось, что если кто по жалеет ее, так именно вот этот пожилой худощавый седой человек, не очень тщательно выбритый. Зато второй, кругленький, на вид добродуш ный, как будто нарочно взялся донимать ее. — Так, так, — спрашивал он, захлебываясь, — значит жировали-пи- ровали, а когда не хватало денежек, запускали лапу в государственную кассу? И Нюся, малиновая от смущения, должна была подтверждать—да, жировала-пировала, запускала лапу. Худенькие ее изработанные руки мяли платочек. — Как же можно прогулять такие денежки, — удивлялся дотошли- вый заседатель. — Всякие там, небось, люля-кебабы заказывали? А? Нюся, стыдясь опять-таки того, что все это слышит Костя, но не смея уклониться от ответа, тихонько призналась: — Себе я брала бифштекс по-деревенски... — Что, что? Громче! — Бифштекс по-деревенски... То ли ей показалось, то ли по залу прошел смешок. Судья что-то тихо заметила заседателю, может, объяснила, что т а кие вопросы не имеют отношения к делу. Нюся долго надеялась, что у нее спросят главное—как она раньше жила и как все это получилось, она думала, что всю свою жизнь расска жет, объяснит... И все поймут — и судьи, и знакомые люди в зале—не простят ее, нет, а поймут, как и что было... И подумают. Но она упустила время. По просьбе прокурора уже читали акт ревизии, написанный скучны ми словами, даже и слов-то было мало, а все цифры, рубли и копейки. Кругленький заседатель с удовлетворением, как песню, слушал акт, тар а щил глаза и высоко поднимал брови, молчаливый чертил карандашом по №
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2