Сибирские огни, 1963, № 1

Т ак показалось И в ан у , когда бросил первый в згляд на нее, а п ри гл я ­ девшись, подумал, что Аню тка против этой больш еглазой , что синичка против снегиря. И обидно стало, что л еж и т он перед ней в грязных лохм отьях, н е ­ мытый и нечесаный, а главное, беспомощный и ж алкий . — Что смотришь, хорош ?.. — Уж больно зарос ты . Один нос д а г л а за , к а к из норы , гл яд я т. А ведь не старый ещ е, поди! И ван ничего не ответил, старательно об гл ады в ал косточку. Д оел , пить попросил. Потом она сменила ему перевязку. П олотно пропиталось кровью , з а ­ дубело, накрепко присохло к ране. — Терпи, к а зак , — с к а за л а и посмотрела прямо в гл а за . — Са-ма не пугайся, — ответил он, диковато усмехаясь. И пока п ер ев я зы в ал а она рану, не простонал, не охнул. Потом л еж ал не шевелясь, закры в г л а за . А когда открыл их, она ск азал а: — Теперь ж и ть будеш ь. П ора и по знакомиться. Н астасьей м еня з о ­ вут. А тебя как? — И ва... — и вдруг, скрипнув зубами , словно выплюнул: — Еремей Кузькин. — Непонятное у т еб я имя, — спокойно, но строго с к а за л а Н а с тя . — Какое есть, — усмехнулся он. — По паспорту... Он схватился за полу своего к аф т ан а, быстро ощ упал ее и подн ял на Н астю бешеные гл а за . — Ты, д евк а, не балуй ! Слышь, говорю! Н астя сухо усм ехнулась. Склонилась н ад изголовьем , за сун у л а руку под лапник, вы тащ ил а тряпицу, порж авевш ую от засохшей крови. — Д ержи ! Еремей!.. — Не серчай. Р а зв ерни , д а не порви. Тряпица вместе с тем , что было в ней завернуто , пробита пулей, той же, что пробила грудь И вану . — По этой бумаге тебе любое им я сгодится, — с к а за л а Н а с т я и по ­ к а з а л а ему не бумагу, а рж а вы е лохмотья. И опять увидел перед собою И ван Е рем ея Кузькина и у слыш ал его истошное: «Не д ам пачпорта, варнак! Н е д ам !» — Вот гад ползучий!.. По его слову выш ло... — Кого это ты добром помянул? — Еремея К узькина... христопродавца. — Тезку, стало быть? Больш ие синие г л а за ее смеялись, но И в а н не испытывал ни обиды , ни злости. — Л адн о уж ... И в аном звали меня... раньше...' А теперь... теперь В ан ьк а, родства не помнящий. Мрачный огонь, который все вр ем я то тл ел , то р азго р ал ся в глубоко зап авш их гл азах его, потух. И голос стал мягче. — Много ты зл а на людей накопил , И в ан , — ск а зал а Н а с т я з а д у м ­ чиво. — Тебе уж добро в диковину. — Не много я д о б р а о т людей видел , — в о зр а зи л он, но не с сердцем , а скорее устало. — А сам? — Что сам? — Д обра-то много лю д ям п ок азал? И ван долго молчал . О тветил к а к будто через силу: — Некому было. И снова п р о р в ал а с ь , к а за л о с ь , уж е о с т ави вш а я его зл о б а.