Сибирские огни, 1963, № 1
и малых, поди, сотню переплыл и перебрел. Зн ал , что велика Россия, но чтобы столь места на белом свете зан я л а , не имел понятия... Ш ел и думал : почто ж е на таких-то просторах, а жить человеку тесно?.. С коль ни думал, ответа не сы скал. Видно, не по его уму за гадк а ... К ак за Обь перевалили , пошли л еса. Л ес а без конца и кр а я . Ф лан го вым в ряду идешь, ветки по плечу гл адят. Стоит зел еная стена, в собл аз ны вводит. Один ш аг в сторону... и нет тебя... Одна беда: д а л бог вольный свет, а черт кан д алы сковал. Д ал ек о не убежишь. Д о конца пути, до Благодатско го рудника, что аж за Б ай к ал ом , доб рел И ван один из трех. Михеич отдал богу грешную душу в Барабинских степях, а К аган остал ся в л а за р е т е И ркутского острога... ...Дневной у р о к — три пуда руды. Счет дням И ван потерял. Д а и что их считать? Д ень пройдет, ему на смену придет новый. И снова — три пу да руды... Глухо стучат м олота по камню , вы с екая искры. З в е н я т стомившие ноги кандалы . Ч ади т сал ьн ая плошка, освещ ая под земелье тусклым не верным светом. В за б о е в любую пору года душно, и спертый воздух тес нит грудь... Д л я И в ан а три пуда — урок сходный. А Мирону Горюнову непод- сильно. Не стар еще, д а четыре года каторги надломили м уж и ка, увели былую силу. А пыль от свинцовой руды насквозь все нутро прож гла. П е ремогая стук молотов, рвется из груди его злой надрывный каш ель. М о лоток валится из усталы х рук. — Передохни, Мирон, — говорит И в ан . — В могиле наш отдых,— натужно отхаркиваясь, отвечает Мирон.— Урок не сполнишь, над зиратель рыло искровянит. — Передохни. Подсоблю . ...Не легче и ночь в тюремной к аза рм е . Теснота. Н ары в д в а эт аж а. Подстилка — перепрелое сено. Вонь от него круто приправл ена запахом мокрых портянок и давно не мытых тел и дымным чадом с ам о с ад а маньч журки, который без останову курят три солда та и унтер, несущие внутрен ний к ар аул в к а зарм е. На н ар ах вп о в ал ку каторжные. К то храпит, кто хрипит, кто стонет... В такие долги е тюремные ночи р ассказы вал Мирон Горюнов И вану про ж и знь свою на воле, про родные раздольны е сибирские кр а я . — Ч ерт бы ее не видал, ваш у С ибирь!—злобился И ван . — Нет, п аря, не знаеш ь ты нашей Сибири, — у б еж д ал Горюнов. — П ервое дело, всего вдосталь: и пашни, и покосу, и лесу. О пять ж е без бар жили, вольные хлебопашцы . — То-то вольно живешь. — Грех д а беда за кем не живет... Конечно, и у нас притесненье от казны ... Д а не вековечно ж е так, поди! Д о лж н а и наш ему б р ату доля быть... И ван в злоб е только матерился. — В нашем селе, — р ассказы вал Горюнов, — Урик село про зы вает ся, д вадц ать верст от И ркутска, п рож и вал па поселении барин один Ми хаил Сергеич. И ф амилию знал я евоную , д а зап ам я то в ал . Д о п р еж ь того каторгу отбы вал он на рудниках. М ож ет, вот в том сам ом заб о е , где мы с тобой. — К ак ж е это, барина д а на каторгу? — И з этих он, из государственных преступников. С лы х ал в Питере на Сенатской площ ади дело было? — Не слыхал. ■— Конечно, молод ты. Д ел о до твоего рождения было...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2