Сибирские огни, 1963, № 1

И даже не доискиваясь критических «вершин», отказавшись от поисков «со­ временных Белинских», достаточно бу­ дет обратиться к так называемой «сред­ ней» и «рядовой» критической продук­ ции наших дней, чтоб убедиться: она совсем не безлика. И вовсе не обяза­ тельно предъявлять сегодняшней крити­ ке пыльный, с каких-то давних времен не оплаченный счет. Из многочисленных сборников «лите­ ратурно-критических» и просто «статей» возьмем две книги, похожие по названию и во многом — по своему литературно­ му материалу: и здесь и там статьи о литературе последнего десятилетия — о Паустовском, Тендрякове, Солоухине, Дороше и других. Это «Поэзия созида­ ния» А. Туркова и «Поэзия прозы» Е. Стариковой. У авторов есть и еще одна общая черта: их творчество одина­ ково не выходит за пределы минувшего десятилетия. Эти сборники не итог, ско­ рее веха в пути. В книге Андрея Туркова вслед за ма­ лоудачной, хоть и бойко написанной статьей о недостатках сегодняшней кри­ тики «Невыигрышный жанр» идут раз­ делы, посвященные поэзии и прозе. Статьи о поэзии масштабнее, «крупнее» — о Маяковском, о Твардовском, о Лу- говском, о Ярославе Смелякове и просто о лирике. О Маяковском написаны десятки то­ мов, вышло несколько книг о Твардов­ ском, немало было сказано и о Лугов- ском, не говоря уже о лирике вообще— море статей и дискуссий! В статьях А. Туркова нет сенсационных открытий, нет и дотошного литературоведческого «накопления фактов». Их смысл не столько в исследовании как таковом, как, прежде всего, в утверждении новой, под­ час сегодняшней точки зрения, на то, что уже не первый год, а то и десяток лет изучалось и изучается. «Океан на карте поэзии» — Маяков­ ский. Нынешнее поколение нашей лите­ ратуры — не только поэты, критики — тоже воспитывалось на Маяковском, на него опиралось, от него отталкивалось. И все-таки, пройдя через многие жизнен­ ные испытания, оно снова и снова к Ма­ яковскому возвращалось, чтобы увидеть его «свежими и нынешними очами». Что и как прозвучит сегодня? В чем и как неправы и правы авторы вчерашних (да, уже вчерашних, — время идет быстро) сенсаций о Маяковском (Р. Якобсон и те, кто за ним)? И конечно, «Письмо Татьяне Яковлевой» — «новый» Мая­ ковский. А недавние книги о нем, наво­ дившие «хрестоматийный глянец»? А возникшие в последнее время споры о старых, известных, но старательно «за­ бытых» противоречиях в творчестве и в самой биографии поэта? О эти «упро­ щенцы и вульгаризаторы, смертельно боявшиеся любой морщинки на всегда безоблачном челе созданного ими Мая ковского»! Позиция критика, формирование его эстетических убеждений в процессе ис­ следования фактов литературы, признан­ ных классическими, но не переставших служить предметом споров и рассужде­ ний, — это главное, что привлекает вни­ мание в статьях А. Туркова о Маяков­ ском, о Твардовском, о Луговском. Это ведь только кажется, что герои книг, созданных в прошлые десятилетия, не изменились с тех пор. Нет, Василий Теркин сегодня — сложнее, умнее и по­ этичнее того, с которым читатель зна­ комился в годы войны. Тот, прежний— традиционнее, он был просто веселым, бывалым, бойким, он был «постоянно ясен» и не смущался, когда критики пи­ сали о нем, что он «каждый свой посту­ пок соизмеряет с тем, насколько он способствует освобождению Родины», не замечая узости и практицизма, рождаю­ щих этот словесный звон. Прежний Теркин был, грубо говоря, «плакатней», чем он же сегодня, когда «повзрослев­ ший» читатель пристальнее вгляделся в него и увидел, что это не просто «пред­ ставитель великого народа», но живая и яркая личность, воплотившая в себе лучшее, человеческое, а стало быть, и народное. А. Турков говорит о поэтичности, о «нравственном изяществе» героя «Книги про бойца», которые не помеха ни шутке, ни озорству. О характере, ставшем с го­ дами сложнее и глубже. И не только Теркин стал в наши годы тоньше и чело­ вечнее. Изменился и хрестоматийно ка­ менеющий в учебниках по истории совет­ ской литературы Никита Моргунок. И он сегодня кажется лиричнее, человеч­ нее и... трагичней, чем был. Тот самый Никита Моргунок, к которому мы при­ выкли относиться с иронической, хоть и сочувственной улыбкой, — чудак, не по­ желавший понять, что всем давно ясно. Да, полно, было ли всем все ясно? За­ чем торопить историю... В судьбе героя, в самой породившей его эпохе, увиден­ ной сегодняшними глазами, критик раз­ личает уж не «очередную оплошность простака, а кризис мировоззрения». Это жизнь шагнула вперед, и тогда многое, что выглядело поэтическим и высоким раньше, поблекло, иное же — то, что звучало когда-то веселым, но не­ мудреным перебором гармошки, теперь усложнилось и обрело симфоническое многоголосье. Это «усложнение» про­ изошло в самой жизни, в литературе то­ же, и не критические «открытия» это­ му причиной. Заслуга критики в том, что она мимо этого не прошла, отметила пе­ ремену, раскрыла ее характер и смысл, Ведь это было и раньше, было в той же поэме Твардовского'«Дом у дороги», но этого не было там, потому что мы не видели этого так, как видим сегодня:— «Война входит на страницы поэмы не в