Сибирские огни, 1963, № 1

Хольт, например, упрекает себя в отсут­ ствии «хладнокровия убийцы с чистой совестью». «Убийцы с чистой совестью» из Холь­ та не выходит. В Словакии ему поруча­ ют расстрелять двух местных патриотов. Он отпускает их на свободу, рискуя со­ бой. Но для душевного спокойствия это­ го оказывается недостаточно. Только случайно он не стал убийцей. Случайно! Ведь сложись обстоятельства иначе, Хольт непременно расстрелял бы, ему даже явственно виделась цель: «между лопаток, слева». Закономерный ход со­ бытий был таков. И с тех пор мысль о своей судьбе — судьбе преступника не •оставляет Хольта. Преступник — а не герой, убийца — а не рыцарь: вот к чему привело «при­ ключение», о котором твердили Карл Май, Ганс Гримм, Вернер Боймельбург и другие авторы фашистского чтива. Там же, в Словакии, происходит еще один «взрыв». Вернер и его друзья по­ падают на лесопилку, где видят потря­ сающую картину: перемешанные с кро­ вавыми опилками валяются испиленные эсэсовцами тела советских военноплен­ ных. И тут в сознании Хольта зарож­ дается мысль: «Такое не может побе- < дить». Все меньше места лжи остается в душе Хольта, все ощутимее угрызения совести. Ведь к «такому» причастен и он, Хольт, разве не видел он явственно цель: «между лопаток, слева...» Как же жить дальше? Семена совести в душе Хольта проби­ ли плотный покров лжи. Но сила сове­ сти имеет предел. Весной сорок пятого года Хольт и его неразлучные друзья Вольцов, Гомилка, Фетер попадают к берегам Одера, на передовую линию фронта. И тут Зепп Гомилка — рас­ судительный и спокойный сын либераль­ но настроенного адвоката — объявляет о своем решении сдаться в плен. Война преступна, Гитлер — убийца, вся Гер­ мания, как та лесопилка, говорит Зепп. И Вернер отлично знает, что это правда. Она давно уже страшно жжет его серд­ це, но сдаться русским... Ведь он — не­ мец. Значение этой сцены подчеркивает­ ся словами ефрейтора Хорбека — стале­ плавильщика из Вупперталя. «Не рус­ ские и немцы,-— говорит он,— а проле­ тариат и буржуазия...» Но эта истина проходит мимо Хольта. Он не созрел для нее, и поэтому не может уйти с Хорбе- ком и Гомилкой. Суровая правда, кото­ рой проникнуты эти страницы — луч­ шие страницы романа, — невольно за­ ставляет вспомнить мятущегося шоло­ ховского Мелехова. Нолль проводит перед читателем це­ лую вереницу молодых представителей отребья, выброшенного на поверхность общества грязным течением национал-со­ циализма. Среди них наиболее полно выписан Гельберт Вольцов — предста­ витель разбойничьего племени немецкой военщины. Еще в гимназии он выделяется как первый забияка и хулиган. Латынь, ма­ тематика, физика и всякие другие нау­ ки его не интересуют. Военное дело — единственная отрасль знания, которую признает этот отпрыск рода боевых офицеров. «История — это война»,— твердит Вольцов. Ему неведомы сомне­ ния и колебания, он с аристократическим превосходством породистого пса относит­ ся к фанатическому тявканью национал- социалистических дворняжек. «Если че­ ловек ущемлен,— говорит он,— ограни­ чен, глуп, как глупо большинство, что ж, фанатизм прекрасно помогает действо­ вать по указке. Без фанатической веры большинство, у которого нет ни воин­ ской доблести, ни высокой сознательно­ сти, просто сбилось бы с панталыку. Но мы? Даже если бы мы проиграли войну, попросту проиграли, так что это слепо­ му было бы ясно, я все равно продолжал бы драться, без всякой фанатической веры, просто потому, что так полагает­ ся солдату. Другого пути у нас нет. Сол­ дат обязан воевать, а не спрашивать, ка­ кой в этом смысл. Солдат существует для того, чтобы воевать, и ни для чего больше...» Непреклонность, твердость, сила Вольцова влекут колеблющегося Холь­ та. «Мы будем стоять друг за друга, как Хаген и Фолькер»,— мечтает он. Хольт и впрямь уподобляет себя и Вольцова героям древнегерманского эпоса «Песни о Нибелунгах» и ради дружбы готов от­ дать жизнь. По-иному смотрит на друж­ бу Вольцов. Он верен ей постольку, по­ скольку она не противоречит закону его жизни — звериной морали потомствен­ ного ландскнехта. Под таким углом зрения смотрит Вольцов и на всю жизнь. Он не задается подобно Хольту вопросом: «Что будет с Германией?». Холодно и трезво расцени­ вая обстановку на фронтах, Вольцов ду­ мает лишь о своем солдатском будущем, о своей офицерской карьере. И в ту решающую ночь на Одере он вызывающе бросает в лицо Хорбеку: «За что воевать? Я скажу, хоть ты и не поймешь этого, плебей: за свою солдат­ скую честь!». Но Хорбек понял, именно он сумел сорвать маску с Вольцова и дать ему меткую, политически верную оценку: «Таковы они все: бешеная банда гене­ ралов и юнкеров, они страшнее фаши­ стов, фашисты исчезнут, они вылетят на свалку, и очень скоро, они и были не жизнеспособны... Но милитаристский сброд, он упорнее, он не хочет выми­ рать, он продолжает жить, подстрекать, убивать!». Слова Хорбека вспомнятся Хольту лишь в самом конце войны. Поздно, страшно поздно, поймет он простую, но жуткую истину: то, что казалось ему си-