Сибирские огни, 1963, № 1

рым пришел тогда писатель, и темой вымирания «дворянских гнезд», захва­ тившей его; этот интерес был результа­ том всего комплекса идейного развития Толстого. Но в учебе у классика рус­ ской литературы молодой Толстой с са­ мого начала меньше всего был копиис­ том или подражателем. И у Веры Ходанской, и у Сонечки Репьевой, и у Кати Волковой общими чертами являются цельность, нравствен­ ная чистота и поэтичность натуры, спо­ собность к большой самоотверженной любви. Это роднит их с «тургеневскими девушками». Но есть и существенная разница. Тургеневские героини — нату­ ры деятельные, активные. Они «всегда сторонятся пошлости, внутренней ничто­ жности и слабости в людях, стремятся к сильному, смелому, богатому духом и характером человеку». Для них сама любовь «почти всегда связана со стрем­ лением к деятельности и к высоким иде­ алам». (С. П. Петров «И. С. Тургенев. Творческий путь», М., 1961, стр. 557). Совсем не то уже — толстовские по­ ложительные героини заволжского цик­ ла. При всех своих высоких нравствен­ ных качествах — это натуры пассивные, созерцательные, склонные подчиняться воле обстоятельств. Всю в белом, одино­ ко и задумчиво сидящей на скамеечке у пруда,—в такой позе, пожалуй, легче всего представить себе девушку Толсто­ го. И это уже не просто излюбленная поза, а душевное прибежище, сладкий сон наяву, в котором • Вера Ходанская или Сонечка Репьева охотно остались бы навсегда, если бы и в последнее это прибежище не вторгалась бесцеремонно грубая действительность. Тургеневские девушки отвергали бла­ городных и блестящих рудиных, чувст­ вуя в них душевную вялость. Героини дворянского Заволжья начала XX века безропотно становятся супругами полу- юродивых, вроде Никиты Репьева («Ми- шука Налымов») или же того хуже — добычей оскотинивщихся дельцов, вроде Смолькова («Чудаки»), или салонных развратников и изощренных садистов, вроде выродившегося потомка «лишних людей» князя Краснопольского («Хро­ мой барин»). Это — белые лебеди, жерт­ вы дикости окружающей их жизни. Выше я говорил о матери Толстого, о сестре Лиле, о других «смутьянках» в затхлой среде помещичьего быта. Ак­ тивностью характеров персонажи завол­ жского цикла уступают некоторым из этих женщин столь же заметно, как и тургеневским героиням. Случайно ли? Думаю, что не случайно. Писателя-реалиста Алексея Толсто­ го интересовал главрый процесс, захва­ тивший то дворянство, которое не суме­ ло приспособиться к новым буржуазным условиям. Общее оскудение этой части помещичьего класса не могло не отра­ зиться и на тех, кто был высшим дости­ жением его морали и быта, — на луч­ ших из лучших его женщинах, в ком (в девичьих светелках, в искусственно со­ зданном неведении реальной жизни) кон­ сервировались лучшие качества, создан­ ные традиционной дворянской культу­ рой. Поэтому, даже любуясь своими ге­ роинями, Толстой, однако, нигде не на­ деляет их такими чертами, которые не позволяли бы им больше оставаться в рамках своей родной среды. Нравствен­ ный пример матери и немногих других женщин, пошедших дальше, поднявших­ ся до морального разрыва со своей сре­ дой, учитывался, по-видимому, Толстым лишь в той мере, в какой это соответ­ ствовало его художнической задаче. Вот почему совершенно не прав кри­ тик М. Чарный. Толстовские героини, при всем их очаровании, вовсе не ка­ жутся «рожденными не от своих отцов» или занесенными «откуда-то с иной пла­ неты». Во всяком случае за таковых их можно принять с основанием ничуть не большим, чем тургеневских девушек по сравнению с их папа, мама и «сродст­ венниками». В конце концов не так уж велика разница между крепостником Стаховым, отцом Елены из романа «На­ кануне», и помещиком Волковым, роди­ телем Катеньки («Хромой барин»), А вот различие между главными героиня­ ми этих романов, одинаково выросших на книгах в дворянских теремах, но в разное время, различие между Еленой Стаховой, бросившей все и пошедшей за болгарским революционером Инсаро­ вым, и Катей Волковой, покорно ожида­ ющей возвращения блудного мужа, сво­ его «хромого барина» — эта разница и ярче, и показательней. Тургеневские героини были передовы­ ми жеЬщирадои своего времени, их сти­ хийное вольнолюбие легко облекалось в общественные формы. Можно привести немало свидетельств русских революци­ онеров (Веры Фигнер, Кропоткина и др.) о том, какое значение для них в пору молодости имели героини Тургенева. Ко­ нечно, героини дворянского Заволжья уже не были таковыми для периода по­ сле революции 1905 года. Сам Толстой говорил впоследствии, что он писал произведения об «эпигрнах дворянской^ быта». Эпигонами в этом смысле были не только разновид­ ности дворянских последышей, но и еще живший кое-где остатками в их среде тип положительной героини. Как видим, изменения в жизни дво­ рянства «за те пятьдесят-шестьдесят лет, которые отделяют героев Тургенева от дворянских героев Алексея Толсто­ го», запечатлелись в образах его геро­ инь столь же точно, как и в образах мужчин. Однако ограниченность героинь ран­ него Толстого не должна вызывать уп­ рощенческой недооценки их значения в литературе и творческом пути писателя.