Сибирские огни, 1963, № 1

жить по правде с мужем, этим челове­ ком, который нарочно закрывает глаза, чтобы не видеть правды! Мы с Колей (Шишковым, родственником и единомы­ шленником Александры Леонтьевны. — Ю. О.) говорили об этом, о разнице меж­ ду теми людьми и нами. Я, например, стремлюсь узнать правду, какова бы она |и >ы 1 а пни прячут голову от правды, если она неприятна. Я, если вижу, что мое счастье основано на иллюзии, ско­ рее разобью его, стараясь узнать исти­ ну, они, напротив стараются построить иллюзию. Потому, что они ищут только наслаждения». (Дневниковая запись от 21 февраля 1882 года). Она снова и снова вглядывается в се­ бя, стараясь, чтобы от ее беспощадного внутреннего взора не укрылась ника­ кая частица сил, способных помочь ей выполнить долг перед детьми. Она умо­ ляет мужа помочь, предлагает ему жизнь на дружеских основах — она про­ должает любить Бострома, но никогда больше не встретится с ним. «Да, я же­ лаю устроить себе жизнь, в которой мог­ ла бы спокойно заняться воспитанием детей, а такая жизнь может быть только ари вполне самостоятельной жизни с дружеским чувством к тебе. Не думай, что я отталкиваю тебя, нет, у тебя бу­ дет теплый угол в семье и моя дружба и уважение и всегда дружеское участие я совет». С материнским ясновидением она до мельчайших подробностей представляет, что произойдет в противном случае, как все начнется. Восьмилетняя «Лили вче­ ра окончательно сразила бабушку и уложила ее в постель таким вопросом: «Бабушка, скажи, не мучай меня, где мама? Верно, она умерла, что о ней ни­ кто ничего не говорит». Ее испытующие глазенки во всем и у всех ловят ответ на ее вопрос...». В таких словах ей будут описывать драму в семье в следующие дни после ее окончательного ухода к Вострому отец Леонтий Борисович (письмо Л. В. Тургенева от 26 мая 1882 года). А она уже сейчас слышит, как будут плакать и звать «мама» трех­ летний Саша и совсем еще малышка Стива. Как самой ей захочется прижать к себе их маленькие головки, а этого не будет, никогда не будет. И дети, ког­ да вырастут, никогда не' простят ей это­ го, потому что она будет для них хуже, чем чужая, — она будет мать, предавшая их, когда они были беззащитными и слабыми, не откликнувшаяся на их голос, когда они ее звали. Двухлетний Мсти­ слав слегка косолапит — кривые нож­ ки, рано начал ходить, легко просту­ жается — чуть что бронхиты. Кто про­ следит за ним? А кто поговорит по ду­ шам с черноглазой пытливой мордаш­ кой—дочуркой Лилей? Она так любит эти серьезные беседы с матерью. Нет, только не это! Не это! Отболит же когда- нибудь сердце, уснет для личного сча­ стья!.. Как часто бывает в трагическом поло-- жении, ее последняя надежда основы­ вается на иллюзии. Поскольку главное в их отношениях с Бостромом духовная близость, она просит графа не посягать только на это... Словно забывая, с кем она говорит, она наделяет мужа качеств вами, которыми обладают они с Бост­ ромом. Она утешает его, что сознание выполненного долга (пустой звук для графа!) даст ему «великое наслаждение в сознании своей правоты и честности, оно вознаградит те£>я за все те страда­ ния, которые ты переживешь, отказыва­ ясь добровольно от преследования прежней цели — любви моей». Кончает­ ся письмо заклинанием: «Коля, Коля, не делай и себя и меня несчастными, дай мне возможность выполнить свой долг перед детьми, не поставь меня в необходимость и на этот раз уже беспо­ воротно отказаться от исполнения его». (Письмо к мужу от 5 марта 1882 года, цит. по дневнику А. Л. Толстой). Ближайшие же недели, после того как граф, получив это письмо в ответ на посланные вдогонку одно за другим пять своих писем, примчался из дерев­ ни в Петербург, показали всю иллюзор­ ность последней надежды измученной и отчаявшейся Саши. Она забеременела. Петля, добровольно надетая, захлестыва­ лась намертво. Тогда они с Бостромом, узнавшим из письма о злополучной беременности, принимают окончательное решение. За свое счастье она испила все страдания, до последней капли. Совесть ее чиста. Теперь не помогут уже больше ни закли­ нания отца Леонтия Борисовича жизнью больной старухи-матери, ни призывы взглянуть в «невинные глаза ребенка», ни ссылки на людскую молву, ни даже отцовские полуугрозы- полупророчества на будущее, когда «лю­ бовь шаткая» пройдет (кем она будфг тогда?). Не поможет ничто. Она уходит к Вострому, и 21 мая 1882 года пишет из Сосновки свое ре­ шающее письмо мужу, в котором навсег­ да отвергает эти и любые возможные в будущем доводы: «...Целую зиму боролась я, старалась сжиться вдали от любимого человека с семьей, с вами. Это оказалось ьышё моих сил. Если бы я нашла какую-нибудь воз­ можность создать себе жизнь отдельно от него, я бы уцепилась за эту возмож­ ность. Но ее не было... Все умерло для меня в семье, в целом мире, дети умерли для меня. Я не стыжусь гово­ рить это, потому что это ПРАВДА, кото­ рая, однако, многим может показаться чудовищной. Я ушла второй раз из семьи, чтобы никогда, никогда больше не воз­ вращаться. Теперь пробовать уже нече­ го. Я твердо знаю единственно возмож­ ную для меня жизнь, и никто ничем не