Сибирские огни, 1963, № 1

градах, о судьбах чиновников, иногда от самого появления их на службе и до смерти. Но это еще не все. Такие же «ад­ рес-календари», но только потоньше и победней, издавались ежегодно и в гу­ берниях. Но зато тут было расписано все еще подробней, чуть ли не до чина сторо­ жа, который охранял судейское здание по ночам. «Адрес-календари» Самарской губер­ нии, которые аккуратно выходили в на­ чале декабря истекающего года, расска­ зывают, и какой очередной чин получил господин прокурор Владимир Ромулович Завадский, и кто был в числе присяжных поверенных, и кто определен приставом или околоточным, и на каких улицах следует разыскивать «камеры» и присут­ ствия. И сколько населения «обоего по­ ла» и по раздельности в Самаре и по уез­ дам, и какие должности и звания имел в последние десятилетия жизни уездный предводитель граф Николай Толстой, и в каких благотворительных обществах состояла впоследствии его вторая супру­ га, и когда был в гласных городской ду­ мы и губернского земского собрания дед будущего писателя Леонтий Борисович Тургенев, и какой общественный вес имела остальная самарская родня Тол­ стых и Тургеневых. Позднейшие «адрес- календари» раскрывают, кто из учителей и какие предметы преподавал в разные годы самому Алексею Николаевичу, ког­ да он учился в самарском реальном учи­ лище имени императора Александра Благословенного, что на углу Успенской и Казанской улиц, по ним легко получа­ ешь почти исчерпывающие справки о семьях знакомых и друзей юности А. Н. Толстого... Словом, при внимательном чтении, эти бюрократические гроссбухи дают, если и не кладезь сведений, то во всяком слу­ чае отправные ориентиры, данные, кото­ рые потом, при обращении к архивам, к старым газетам и воспоминаниям, легко обрастают многими живыми подробностя­ ми. Итак, что представлял собой самар­ ский окружной суд? По сравнению с дру­ гими такими же российскими судами он должен был считаться либеральным. На­ кладывало отпечаток своеобразие Сама­ ры как места политической ссылки. Например, граф Толстой, видимо, не сразу нашел себе адвоката. К Самарско­ му окружному суду было приписано во­ семь присяжных поверенных. Но публи­ ка эта, с точки зрения графа, в основ­ ном была едва ли надежной. Был, например, в ее числе один из крупнейших тогдашних адвокатов Повол­ жья коллежский секретарь Карл Карло­ вич Позерн, тот самый, который после окончания Московского университета «был вынужден покинуть Москву по при­ косновенности к Нечаевскому делу». На­ родник по убеждениям, любитель литера­ туры, сам пописывавший рассказы, По­ зерн впоследствии выступал с бывшей женой графа Александрой Леонтьевной Востром на музыкально-литературных вечерах в Самаре. В 1895—96 гг. его дом чаще других посещал молодой Горь­ кий. Людьми передовых взглядов были так же кандидат прав Андрей Николаевич Хардин, присяжный поверенный Самар­ ского окружного суда, у которого в нача­ ле 90-х годов был помощником молодой В. И. Ленин, и близкий Хардину .Григо­ рий Александрович Клеменц, старший брат известного народовольца, напечата­ вший уже после революции интересные воспоминания о В. И. Ленине. Но, пожалуй, больше всего ореолом либеральности самарский окружной суд был обязан одиозной фигуре, стоявшей во главе его. В то время председателем суда был уже ряд лет сын известного де­ кабриста Владимир Иванович Анненков, очень гордившийся этим фактом своей биографии и всячески его подчеркивав­ ший. По воспоминаниям Я. Л. Тейтеля «в кабинете Анненкова лежал громадных размеров альбом, с портретами и авт графами почти всех декабристов, а на стене висели кандалы,.снятые с его от­ ца по отбытии последним каторжных ра­ бот». Легко представить себе оторопь, охва­ тывавшую посетителя, когда он «в те го­ ды дальние, глухие» видел впервые — и где?! — в кабинете самого господина председателя окружного суда эти симво­ лы крамолы! Как было после этого сом­ неваться в слухах о либеральности са­ марского суда! Однако ни прогрессивность большин­ ства Самарской адвокатуры, ни знамени­ тые декабристские кандалы в кабинете председателя Анненкова не совлекли разбирательство по делу графа Толствгс с того русла, по какому оно потекло бы, видимо, в любом другом суде Россий­ ской империи. Едва летом 1882 года было заведено дело на графа Толстого, как в суд поле­ тело прокурорское представление о его прекращении. Теперь обвинение против подсудимого поддерживал тот же прокурор, из канце­ лярии которого недавно исходил протест против самого возникновения «дела». Либеральный Анненков предпочел ос-> таться в стороне, вместо него вел прз- цесс «товарищ председателя» Смирнит- ский, настроенный к подсудимому более чем благожелательно. Графу Николаю Александровичу. Тол­ стому оставалось опасаться одного—как поведут себя присяжные заседатели? Это был первый случай в его жизни, когда его судьба зависела — «черт бы побрал эти либеральные реформы!» — от капри­ за каких-то купцов и мещан. По поведению графа во время процес­ са мы видим, что, несмотря на уверен­ ность в благожелательности суда, он тру