Сибирские огни, 1963, № 1

начальства в значительной мере затраги­ вало Самару,- В своем уезде предводитель дворянст­ ва был бог и царь. Граф Толстой был од­ новременно председателем уездных при­ сутствий по крестьянским делам, по во­ инской повинности, председателем совета по дворянской опеке, председателем уездного училищного совета, почетным мировым судьей. Сверх того за Никола­ ем Александровичем значился еще ряд губернских постов и должностей. Сладкую жуть, точно от полета во сне, испытывал сидящий в зале город­ ской обыватель, видя на позорной скамье подсудимых столь могущественного чело­ века, глядя сверху вниз на слегка осу­ нувшегося и потерявшего от своей туч­ ности молодого графа, получив возмож­ ность не через замочную скважину, а из кресла судебного зала поглазеть в его. спальню, видя в несчастье того, с кем большинство присутствующих считало за честь быть знакомым, а многие находи­ лись в зависимости почти вассальной. Помимо тех, чьим «иждивением» и «трудами» жила тогдашняя Самара — купцов, мещан, владельцев промыслов, почетных горожан, в зале, конечно, был почти весь «свет», самарский бомонд. Губернские дамы с мужьями, окрестные помещики с семействами, по случаю та­ кой громкой оказии вылезшие из своих родовых гнезд, священники, гарнизон­ ные офицеры. Находилась в зале суда и публика де­ мократическая — мелкие чиновники, врачи, учителя. Самара в то время была местом ссылки, и именно среди этой раз­ ночинной публики находились и лица, «не одобрявшие» государственное уст­ ройство в России... Вольнодумцы, занесенные в Самару заботами полиции, хорошо понимали всю относительность сенсации, взволно­ вавшей захолустный городишко. Для России граф Толстой не был столь вид­ ной и могущественной фигурой. А с точ­ ки зрения юридической, суд рассматри­ вал довольно банальное покушение («да­ же» не убийство!), в результате которо­ го, как писал казанский еженедельник «Волжский вестник», потерпевший «был ранен пулею в ногу и теперь уже совер­ шенно здоров». Подлинную остроту дела они видели вовсе не в той «клубничке», которую смаковал падкий на пересуды обыва­ тель. Быть может, более всего их зани­ мало лицо, не явившееся на процесс, — юрафиня Александра Леонтьевна Тол­ стая. Нарушив незыблемость и святость од­ ного из главных общественных институ­ тов — семьи, молодая графиня повтори­ ла пример своей трагической современ­ ницы Анны Карениной. Но она тем бо­ лее не могла ждать пощады от офици­ альной морали, что поступила «еще ху­ же». Жизненная ситуация оказалась ост­ рее, чем в романе, которым пять или шесть лет тому назад начала зачитывать­ ся русская образованная публика. Не говоря уж о количестве оставленных де­ тей и о том, что Александра Леонтьевна «оскорбила» общественное приличие, уходя от мужа беременной, она вдобавок Александра Леонтьевна Толстая в молодо­ сти. Из фондов Куйбышевского литературно­ мемориального музея А. М. Горького. (Пуб­ ликуется впервые). выбрала не аристократа, человека «сво­ его круга», каким для Анны был Врон­ ский, а какого-то земского чиновника, т. е. поступила «безвкусно» и нерасчет­ ливо. А это было уже не просто нару­ шением неписаной кастовой морали. Это было оплеухой всему бомонду. Во имя любви она разом порвала все многочисленные моральные путы, связы­ вающие даму ее круга. Резонанс от это­ го поступка молодой женщины был гром­ че, чем выстрел, раздавшийся в вагоне поезда, шедшего на Сызрань. Все передовое меньшинство в зале прекрасно понимало, что хотя на скамье подсудимых сидел один граф Толстой, фактически должен был свершиться так­ же публичный суд над бунтом против ус­ тоев официальной морали, поднятым мо­ лодой русской женщиной, к тому же не в «Сибирские огни» № 1.