Сибирские огни, 1962, № 12

— Если тебе нравятся эти номера, то мне, представь себе, они про­ тивны! — резко сказал Сергей. — Это что, ревность? — весело спросила Фаина. — Понимай, как хочешь! — Какая скука! Семейные прелести, — Фаина громко вздохнула. А потом сердито отрубила: — Я терпеть не могу, когда мною командуют. Ясно? — и она решительно ушла на кухню. Сергей стиснул зубы, пнул подвернувшийся под ноги валенок... На другой день он уехал в колхоз. Нужно было сфотографировать электродойку. Оставив чемоданчик и фотоаппарат у хозяйки, он пошел ужинать в колхозную чайную. Там его накормили домашними щами и ж а ­ реной свининой. Когда он вышел из теплой чайной, в небе сияла лучистая, зеленая звезда. В избах, среди сугробов, уютно горели окна. Было пусто, тихо, тем­ но. И на душе стало так ласково, горько. Жалость прихлынула к самому себе. Улица начиналась из степи и уходила в степь, растворялась в ней. Степь была всюду, она виднелась между домами, она овевала деревню своим ветром, своей стужей. И так взгрустнулось о Фаине, так он сейчас любил ее, боялся поте­ рять ее, что стал думать: «Дурак я, дурак! Придумал всякую ерунду. Ты ни в чем не виновата. Это я каждый твой шаг истолковываю по-дурацки!» И ему захотелось сейчас же помчаться домой, помириться, приласкать Фаину. Засыпая в теплой избе на полу под огромным тулупом, он все мыслен­ но говорил и говорил ей ласковые слова. И на другой день он был радостен оттого, что снова верил Фаине. «Ничего и нет, все как было, все славно», — говорил он мысленно, приме­ ряясь, с какого места сфотографировать дойку. — Немножко повернитесь ко мне! — весело крикнул он дояркам. — Мне нужны ваши лица! На райкомовском газике уж е далеко за полночь добрался он до ма- ■ ленькой станции Дарасун... Тьма. Холод. В этой пустыне поблескивают рельсы. Измученный Сер­ гей с трудом оттянул дверь вокзала, которую держала неимоверно тугая пружина. Дверь с пушечным гулом ахнула за его спиной, чуть не сбила с ног. В вокзале с тусклой лампочкой противно пахло карболкой, табаком, сыростью. На грубых скамейках, на фанерных чемоданах и узлах, просто на корточках у обшарканных стен спали пассажиры. Неуклюжие разби­ тые валенки, старые полушубки, вытертые пальто, жеваные шапки, борю­ щиеся со сном слипающиеся глаза, зевающие рты, некрасивые, небритые лица. В углу, захлебываясь, кричал грудной ребенок. Окошечко кассы было закрыто. В кассе мертво, ни шороха, ни движе­ ния. Так и казалось, что это окошко никогда не открывалось и никогда не откроется. Все это обдало такой тоской, что Сергей снова вышел в морозную тьму. «Когда же эти захолустные станции будут чистыми, теплыми, зали­ тыми огнями? — думал он устало. — Когда же у людей не будут такие измученные, помятые, некрасивые лица? Когда они сбросят жеваные шапки и пальто? Много, много еще нужно работать, чтобы все это исчезло!» Рядом с вокзальчиком закрытый киоск со снегом на выдающемся прилавочке. К стене киоска большущим гвоздем было прибито какое-то