Сибирские огни, 1962, № 12

прицепились опавшие листья. Они тихонько крутятся в воздухе на одном месте. Это кажется маленьким чудом: паутины невидимы. Сухая, скорченная листва и на земле. Ее сугробы до колен мне. Но­ ги с хрустом пропахивают их. Ворох ее лежит и в сердце моем. И — странно — я чувствую себя частицей всего этого. Частицей тебя, лес, твоих цветов, шуршанья, земли и света. А воздух студено-свежий, он пахнет палой листвой. Вдруг ветер' ворвется в твои кружевные рощи, и я иду среди пестрой шуршащей вью­ ги. Сердце сжимает светлая грусть, точно со всей силой снова пережи­ ваешь какую-то далекую непоправимую разлуку. И вот мы печалим­ ся с тобой, и даж е не подозреваем, что нет сейчас счастливее нас на свете. Так теперь я и разговариваю со многим на земле: с полями, с речка­ ми, с птицами, разговариваю, как с родными... Леня Цыкунов был великолепен. На затылке грязно-зеленый берет,, на черном маслянистом лице ярко-синие глаза и невозможно белые зубы. Зацепив тросом осину, он послал вперед свой трактор, и когда вы­ дернул ее с корнями, тут я и сфотографировал его. Почти вся роща уже валялась на земле, золотая, алая , вывернутая с корнями. Леня корчевал, готовил новое поле. Черная земля в ямах, из которых выдернули деревья, пахла по-ве- сеннему остро... Вечер я провел с Леней в клубе. Из города приехал театр. Он показывал в колхозе «Иркутскую ис­ торию». Леню Цыкунова захватили события на сцене. Он то и дело со стра­ стью шептал, иногда вскрикивал: «Вот паразит!.. Молодец, отрубил!.. Так, так, бери в оборот!.. Ах ты, гад!». Он то ерошил волосы, то стукал себя по колену кулаком, то застегивал пиджак, то расстеги­ вал его... Когда я пришел на квартиру, в доме еще не спали. Дом был новый, пахнущий сосновой смолой. Бревенчатые стены внутри желтые, не штукатуренные. Такие же новые, желтые и перегород­ ки, и табуретки с дырками от выпавших сучков, и ничем не покрытые столы с ножками крест-накрест, как у топчанов, и пол, посыпанный реч­ ным песком. На стенах висели ружья и рюкзаки. В углу свернулись два рыжих сеттера. Хозяин — здоровый, большеротый мужичище с плутоватыми глаза­ ми — был известный в колхозе рыбак и охотник. Охотники из города всегда останавливались у нею. В этот день нагрянули полковник в отставке, инженер и завгар. Они пили на кухне водку, ели копченую рыбешку и расспрашивали хозяина о перелете уток. Хозяйка усадила и меня за стол. Она была полурусская, полубурят- ка. Ее скуластое, плоское лицо с узкими, восточными глазами обрамляли льняные волосы. Гости шумно встали из-за стола, ушли спать в кузов гру­ зовой машины. Хозяин провожал их. Я выпил рюмку водки, съел несколько рыбок и тоже ушел спать. Хозяйка устроила меня на топчане за перегородкой. Оструганные доски были усыпаны окаменевшими, янтарно - прозрачными каплями смолы. В углу на кровати спала девочка лет шести. В кухне осталась хозяйка и ее брат, приехавший на рыбалку из го­ рода. Я прилег, не раздеваясь, закурил и слушал, как хозяйка плакала, жалуясь на мужа: