Сибирские огни, 1962, № 12

— Я, я это был! Мы тогда два шалопая, по дурости, бог знает чем занялись! — Помню, помню, как же! Ну и смешной же ваш приятель! Где он теперь? — В Москве. В пищевой институт поступил. Н а колбасника учится! Дуся засмеялась. — Вы хохотушкой тогда были! И так славно мы разговорились. Дуся совсем отмякла, потеплела, рассказала мне о своей нескладной жизни, всплакнула. А произошло с ней самое пошлое: ее бросил муж, куда-то сбежал и даже отца оставил. Этот дед ей не родной, это его отец. А ей жаль стари­ ка. Куда ему деться? Вот она и пригрела его. Я постарался, как мог, ободрить ее. — Ведь вы ж е совсем молоденькая, — убеждал я ее, — у вас все впереди! — Д а , вообще-то, конечно, нечего раскисать! — согласилась она. Должно быть, Дуся почувствовала мою искренность и теплоту и от­ ветила мне тем же. От нее я узнал, что Нюра Шершнева уже кончила чабанить, ее при­ няли в ветеринарный институт. Я стал рассказывать о своей школе, о работе журналиста, она вспоминала своих подруг, свою мечту учиться на агронома. И сразу похо­ рошела, посветлела. — Я теперь твердо решил пойти на журналиста,— поведал я ей.—Бу ­ ду заочно кончать институт. Нужно помогать хорошему, нужно бить плохое. — Это вы правильно... его нужно бить, — задумчиво согласилась Дуся... Ночью, лежа на узком, деревянном диванчике, я долго не мог уснуть. Как можно быстро искалечить, погасить молодость, убить радость, веру, мечту. И что это был за подлец, который проделал подобное? И сколько ж е еще темного, бессмысленно-жестокого, тупого встречается в людях. Так бы и схватить этих тупиц за глотку, чтобы у них глаза полез­ ли на лоб! И все они какие-то одинаковые. Мне этот неведомый подлец пред­ ставлялся похожим на Золовкина. Скотство всегда одинаково. Ум разно­ образен, а глупость однолика... Первые утренние звуки в селе — это крик петухов и стрекот мото­ циклов. Заскрипели, кланяясь, «журавли», ведра забрякали о колодез­ ные срубы. Я поехал с Дусей на дойку. В поле у речки увидел я пестрое стадо. Все коровы замычали, поплелись к дояркам. Взмахивали сотни хвостов, отгоняя слепней. С грузовика спустили бидоны. Загремели ведра, раздались ласковые голоса доярок: — Чернуха, Чернуха! — З аж д алась , матушка! — Иди, иди сюда, буренушка! Дуся подошла к большущей, белой корове. Та грустно замычала. — Соскучилась, Снегурушка! —- Дуся приласкала корову, огладила ее, успокоила, села на скамеечку и начала доить. Тут я ее и сфотографи­ ровал. Белые, тугие струйки запели о звонкие днища, в ведрах вспенилось теплое молоко. На меня несло запахом коров и молока. А стремительные струйки пели и пели. Звякали бидоны, в их горловины, закрытые марлей или ситом, лились из ведер белые водопадики.