Сибирские огни, 1962, № 12

совершенно не трогает ее душу? Как разобраться в человеческом серд­ це? По каким законам оно живет? — Ты уже завтра уходишь? — спросила Тоня. — Д а . — Счастливо тебе служить! И вообще, — счастливо. Пиши. Я буду сообщать тебе все наши лесные новости! Она крепко пожала ему руку. Он вынес ей корзину с ягодами, Тоня улыбнулась ему и скрылась в калитке. Люди шли мимо старенького домика и д аж е не подозревали о том, что сейчас стряслось на его крыльце... На другой день рано утром, когда в воздухе носилось множество стрижей, в тишине раздалась песня: Ой, красивы «а Волге закаты! Ты меня провожала в солдаты, Руку жала, провожала, провожала. И з-за угла показался Козодоев с рюкзаком на спине, пьяненький Челомбитько с баяном и строгая мать в темном платье. Но девушки, ко­ торая «руку жала», не было. Около ветхой избушки у березы стояла какая-то сгорбленная ста­ рушка в рябом платке и, приставив ко лбу ладонь козырьком, смотрела им вслед. Испокон веков так провожали матери своих сыновей-воинов. Старушка плакала. Так же вот проводила она троих сыновей, и все трое не вернулись с зойны... 14 «Сейчас глухая, осенняя ночь. Я нахожусь далеко в полях. На кол­ хозной ферме. Во мраке три дома среди берез, какой-то сарай, большой загон для коров, несколько стогов сена. В одном доме — общежитие до­ ярок, в другом живут конюх, сторож. У них и заночевал я. Хозяева храпят, а я зажег лампу и разговариваю с тобой. В откры­ тое окно из мрака доносятся шумные вздохи коров, запах навоза, сена и парного молока. Кругом на десятки километров пустые, невидимые поля. Так бы сейчас вылез в окно и пошел бы среди тайн этой ночи. Кто-то протопает копытцами, метнется в кустах, вздохнет, прошур­ шит, рявкнет. Кто вздохнет? Кто метнется? Я иду к чему-то своему, и надежда, и мечта, и порыв счастья несут меня во тьме. Клюнет в лицо капля, шлепнет почти невидимая ветвь, осыплют плечи сухие листья, в ногах прошумит трава... Скорее же засветись, утро, чтобы я вновь мог услышать по радио твой голос и увериться, что ты не приснилась мне, а действительно живешь на этом белом свете. Вся моя жизнь теперь — это разлуки с тобой и встречи с судьбами неведомых людей. Я несусь на поездах, лечу на самолетах, трясусь на машинах, на лошадях, на мотоциклах. То в тучах пыли, то в дождь , то в зной, то в грязь — я пробиваюсь все вперед и вперед... Я приехал в совхоз «Комсомолец». Когда-то я бывал здесь. Мне нужно было сфотографировать лучшую доярку Дусю Евлахову. Моло­ дежь увела меня к ней. — Здесь и ночуете. От нее обо всем узнаете, — сказали они. Дуси не было дома. «Что же это за девушка? — думал я. — И как она прославилась своей работой?». Родители у Дуси умерли, и жила она с восьмилетним братишкой да с дедом. Такой веселый, заросший белой бородой, чуть не столетний дед.