Сибирские огни, 1962, № 12

— Будем знакомы, — сказала Софья Сергеевна и, сжав голову Фа­ ины большими руками, поцеловала в обе щеки. Ощутив ладонями теплоту и шелковистость пышных волос, а губами прелесть юных щек, она вдруг почувствовала к ней нежность, словно к дочери. «Еще совсем девчонка», — подумала она. Сияющий Сергей смотрел на Фаину с гордостью, он был уверен, что она понравится матери. Он очень хотел, чтобы мать полюбила его жену. Ошалевший от счастья, он совсем забыл, что Фаина дочь Вероники, и только сейчас осознал это и тревожно всмотрелся в лицо матери, узнала или нет? Не больно ли ей? Не будет ли она враждебной с Фаиной? Но умное лицо матери дышало искренней душевностью. «Не узнала», — об­ легченно подумал Сергей. — А это моя сестренка, — ска зал он, подводя Тоню. Тоне понравилась Фаина. — Вот и познакомились, — тож е облегченно проговорил Федор Иванович. Вошла Аксинья Савельевна, зашумела: — Ну, собрались все! Давайте-ка к столу, нечего зря время те­ рять! — она сняла полотенце, которое закрывало на столе закуску и графинчики. Сергей, улыбаясь, глазами спросил у Фаины: «Как себя чувству­ ешь? Хорошо? Смелее. Все будет чудесно!». Фаина ответила ему улыбкой. Держала она себя скромно и просто, хотя и волновалась: понравится ли матери и Тоне. Когда уселись за стол, все вдруг замолчали, не зная о чем говорить. Выручила Аксинья Савельевна. Пока Федор Иванович наполнял рюм­ ки, а гости тянулись к закускам, она певуче рассказывала: — Вы послушайте, как меня-то замуж выдавали! Дедушка Федор имел десятка два ломовых лошадей и телег. Он в городе держал ломов- щину. Брал у купцов подряды на перевозку грузов. С работниками ез­ дил и Федин отец — Ванька Вересков. В городе его знали как хулигана и пьяницу. Вот родные и решили его женить. Дескать, может, остепенит­ ся. Тут и высмотрели они меня в деревне Прокудкиной! Была я тихая, смирная, работящая . Уговаривал меня тогда тятень­ ка: «Богатые они! В город уедешь, в новых платьях будешь ходить, хо­ зяйкой станешь!». А я ему: «Не люблю я, мол, его, тятенька!». Отец ви­ новато шопчет мне: «Ничего, стерпится-слюбится». Чуял он — не надо бы неволить меня, нашла бы я пару по сердцу. Да ведь, кто знает, вдруг маху дашь, дочь счастья-богатства по глупости лишишь. Не всегда ведь богатеи ездят в деревню свататься к беднякам. Нельзя же девке весь век горе мыкать, разутой-раздетой ходить, в поле не пивши-не евши горб гнуть, из нищенства не вылезать. Федор Иванович слушает мать, и вспоминается ему из детства ти­ хая мама, ее льняные косы, светлые кроткие глаза. И ж ал ь ему мать, ее погубленной красоты. — А я упала на грудь тятеньке, плачу, шопчу: «Не отдавай меня, тятенька. Ведь нам, бедным-то, несладко у них, у богатеев. Будут каж­ дым куском попрекать. На тычках жить — горя полным ртом хлебнешь!» А тятя у меня был, царство ему небесное, забитый, запуганный, без­ ответный. Как сейчас вижу: маленький такой, неказистый, сутулый, руки длинные, ноги кривые, в домотканых штанах, в самодельных обутках. Вспомнил он, видно, всю свою горькую жизнь да и тоже заплакал. З а ­ плакал оттого, что нет силушки справиться с бедностью, что она застав­ ляет неволить дочку. Поплакали, поплакали оба, помолились да и дали согласие. Помню, на прощанье утешал меня тятя: «Осподь не забудет тебя, Аксюшенька.