Сибирские огни, 1962, № 12
Обманулась и голубка, снесла яйцо. И села на него. Когда ей нужно было поесть, ее сменял голубь. В начале декабря погода резко сломалась: посыпался снег, ударили морозы, с шуршанием лопалась земля. На белом снегу стояли черные ели, на черных елях л еж а л белый снег. А на свет уже появился птенец. Мать не могла ни на минуту оставить его. Отец же однажды улетел и не вернулся. Или голубятники поймали его, или мальчишки подбили камнем. Кто знает? Сергей сыпал в форточку зерно, а голубка не могла выйти из клетки. Она не знала, что птенец все равно обречен. Малышу не выжить в такую стужу. Но мать изо всех сил кутала его своими перьями и пухом. Сколь ко морозных дней и ночей она боролась, спасала его? Она не ушла от него ни на минуту. Изнемогая от голода, медленно остывало птичье тело. Сергей представил глухую полночь, город, скованный неистовой сту жей. В открытую дверцу свистел ледяной ветер, забрасывал в клетку снег. И вот пришла минута. В теле погасла последняя искорка, и медлен но вытянулось черное крыло, словно вольная птица полетела в свой по следний, в свой вечный полет. А вот недавно рядом с разброшенным черным крылом белая голуб ка устроила свое гнездо и села на яйца. Тополь положил на балкон ветвь. На ней почки набухли. Они лип кие, словно смазанные медом... Сергей, тронутый подвигом матери, завернул голубку и птенца в г а зету и закопал их под кустом в саду. Ужиная, он все думал об этой птице. Потом вспомнил Тоню, плыву щую в волнах Байкала. Удивительно чувство долга! Вот так можно доб ровольно умереть за другого. Добровольно. Значит, свободна? А долг? Это что, свобода или нет? Долг — должен. Значит, не хочешь, но дол жен. И делаешь. Выходит, долг и свобода вещи противоположные. Но вот — долг матери спасти ребенка. И она сама, не думая ни о чем, бро сается и спасает или гибнет вместе с ним. Она ж е бросается доброволь но, свободно. Как же так? Долг и свобода становятся рядом. Здесь что-то есть третье. Любовь? Пожалуй, да. Любовь к ребенку превращает долг в р а достное, свободное служение ребенку. Мать не чувствует, что она о б я з а на, должна что-то, она делает от всего сердца, по своему желанию. Слу жить ребенку для нее счастье. ...Вот и моя мама! Ока любила меня. Но ради меня, ради моего здоровья она отдала меня отцу и бабушке. Сама, добровольно, движимая любовью, она лишила себя дорогого во имя это го дорогого. Разве это не подвиг? У Сергея навернулись слезы. Ему захотелось немедленно увидеть мать, посмотреть ей в глаза , шепнуть ласковое, нежное и сделать для нее что-нибудь необыкновенное, радостное... А как же Тоня? Не влюблена же она в Козодоева? Она даже не з н а ла, что это он. Она спасала чужого человека. Просто она спасала чело века. Совесть, что ли, честь ли заставили ее рисковать своей жизнью? Или любовь вообще к людям? Или просто — человечность? А отец... Он не смог ради детей пожертвовать... Значит, любовь его к Веронике была сильнее, ради нее он... Но тут пришел отец и прервал его мысли. Потом Сергей хотел вер нуться к ним, но вдруг почувствовал тоскливую пустоту: ему не хватало Фаины. Давно ли они расстались, а он уже не находил себе места. «Добровольное рабство! — усмехнулся Сергей. — Все это надо о б
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2