Сибирские огни, 1962, № 12
было, глянешь: будто просо насыпано. Ну, думаю, хлебнул я нужды, по ломал горб на работе, так пусть хоть сын мой поживет без заботушки. — И не говори! — мать махнула рукой. — Козодоев и я на хлебе с редькой росли, а этому болвану что д а валось? Он на свинокопченостях рос! — почти застонал Парамон Ивано вич. — Только продерет глаза, а ему фаршмак из мяса в калаче или там корзиночки с мозгами под молочным соусом, дрозды фаршированные под соусом шофруа. — Вот и дождались от сыночка благодарности! — Анна Ивановна ткнула палкой в снег. — Не суп из свежих фруктов нужно было давать тебе, а суп из го вяжьих хвостов! — заорал Парамон Иванович, вскакивая со скамейки. Звонко заскрипел кожаным пальто. Гуль на всякий случай отскочил от скамейки. — Я ему бульон с профитролями, а он нос воротит! Я ему бульон с равиолями, а он морщится! Я ему бульон с цыпленком... — Ты меня, папаня, всем кормил, а вот духовной пищи не давал1 — пошел Гуль в наступление. — Как это? Не ври! — загремел Парамон Иванович. — Заелся уж! С визгом распахнулась дверь, дребезжа, пробороздила по каменно му крыльцу, ахнула залпом за спиной Сергея. Сходя по ступенькам, он застегивал пальто. Шапка его сползла на затылок. Лицо было задумчи вым и взволнованным. — Ну, что там, что? — налетел Гуль. — Следователь — умница. Я ему все начистоту, а он: «Не - хочу вам портить жизнь. Начинайте ее сначала». — Вот и начинайте, — запричитала Анна Ивановна. Гуль, стукая в лоб и в грудь, истово перекрестился. — Хвала тебе, господи, хвала за умных следователей! Значит, про несло? Гляди, аж руки трясутся. Пойду и я покалякаю с ним по душам, за чашкой чая. Шариков у нас не хватает, папаша, шариков, — щелк нул он себя ладонью по лбу. — Вот ведь в чем трагическая драма! — он взлетел на крыльцо, дверь обстреляла его. — Я тебе, протухшая говядина, дам теперь цыпленка фри! — гал дел Парамон Иванович и, пыхтя, запинаясь о ступеньки, ринулся за сы ном, оставляя после себя запах новой кожи. — Ж ареное вымя тебе, а не бульон с петушиными гребешками! Чувствуя в ногах дрожь, Сергей опустился на скамейку. «Как хорошо, — подумал он. — Наконец-то стряхнул с себя эту гнусь, эту грязь». Ветер заметно похолодал, усилился, в сумраке стремительно закру жились стайки снежинок, серые сугробы начали свежеть. Сергей застегнулся, привел себя в порядок и пошел к Тоне. Он не мог не пойти к ней. Он должен был пойти к ней. Сейчас слово сестры для него дороже всего. Он встретил ее около дома, она шла с кошелкой в магазин. Они остановились на углу. Сергей стегал перчаткой по ладони. — Я скоро уеду, — сказал он. — Куда? — Может быть... к Нюре в совхоз. Работать. Тоня, не зная, что сказать, неопределенно проговорила: — Что же... прощай. Бугры над его бровями напряглись. Хотелось сказать о многом и ска зать такими словами, чтобы они ударили в самое сердце. И вдруг таких слов не оказалось. Он не мог их найти. Он испугался и заговорил как мог: — Я уезжаю... Я... Тоня, я был тогда на берегу Байкала. Но я не-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2