Сибирские огни, 1962, № 12

Все ближе и ближе огни машины. Поравнялась с санями голубая «Победа». Приоткрыл дверцу Цигулев, старается перекричать рев трактора: — Счастливого пути! Су ббо т а На заседание бюро Пелагея Филипповна Лопанова обычно приходит первой. Летом прямо в запыленном комбинезоне и сапогах, а зимой, когда время не так горячо и торопливо, забежит домой, наденет зеленую теплую кофту, сменит ва­ ленки на туфли. Она заранее читает бумаги, которые раскладывают перед ней в черной папке с золотым тиснением «Члену бюро». Читает внимательно, медлен­ но, иногда краснея, что не сразу продралась сквозь частокол длинных фраз. Дру­ гие просматривают проекты решений .— вроде картинки листают. Вон кинет Ни- куткин взгляд и просит слова: — Думаю, это место надо дать в следующей редакции... Скажет гладко без запинки, как надо писать, чтобы и об усть-калманских делах упоминалось и в то же время было похоже на важные документы, которые публи­ ковались вчера в центральных газетах. Сегодня Пелагея вошла в приемную, когда там уже толпился приехавший из совхозов народ. Сняла свою шубку и, не найдя, где повесить, хотела было выйти. — Ты чего это? Куда? — обернулась на голос Андрея Трофимовича. — Да вот, — показала на шубку. Цигулев присмотрелся, как она опустила глаза, как судорожно вытащила из кофты платок и поднесла ко рту, будто хотела кашлянуть. — Пойдем-ка ко мне, пойдем, — взял ее под локоть. Прикрывая за собой дверь, Цигулев что-то говорил помощнику, чтобы дать время Лопановой прийти в себя, она вытерла насухо глаза, поправила на голове цветной платок и села в мягкое кресло перед письменным столом. — Решилась я, — глянула прямо на Цигулева, — прогнала Ивана. Пусть останусь одна, но сраму терпеть больше не буду, — и, отвернувшись к окну, стерла заблестевшую на щеке дорожку. Цигулев сел рядом, подпер голову рукой. Он хотел что-то сказать, но не сразу тут найдешь слова. Пелагея снова заговорила: — Посуди сам, Андрей Трофимович, я коммунист, член бюро, а он — стыдно и подумать — тунеядец!.. Как могу все это терпеть? Думала: поплачу втихомолку, перестрадаю сама, лишь бы он одумался, человеком стал. А он...— махнула горько рукой, будто отшвырнула того, кого долго называла мужем. Когда за плечами чуть ли не четыре десятка лет, трудно вот так вдруг ос­ таться посреди дороги одной. Но как же поступить, если не примирить любовь с совестью, если оказались они в разладе? Помнит Андрей свою первую привязанность. Учились в школе — вроде не замечали друг друга. А ушел на фронт, и в темные солдатские ночи память осве­ тила ярким светом из десятков лиц одно. Оказалось, не просто то была дружба. Когда ранен был и думал, останется калекой, ей Первой написал: не жди, Санитарки госпиталя не отправили это письмо, вернули Андрею, как поднялся на ноги. Встретились после войны. Мечтали о будущем. Она, физик-аспирант москов­ ского института, призналась: — Деревня—это не для меня... Творческая работа обязывает жить в центре. Андрей заспорил, разгорячился. Она отвечала с улыбкой и хоть не говорила прямо, слышалось Андрею за каждым словом пренебрежительное: «Тебе, провин­ циалу, не понять этого». Ушел не попрощавшись...