Сибирские огни, 1962, № 12
кружочки. Но задумаешься — и станет страшно. Полтора миллиона рублей задолжал совхоз государству за последние три года,—проносится в мыслях моло дого бригадира Любавы,— и вроде бы эти убытки никак не отразились ни на подругах и товарищах, ни на том же директоре совхоза? Он не продал свое иму щество, чтоб расплатиться с долгами. В кассе совхоза все получают деньги, поло женные за труд. А вот еще цифры. Из чего -складывались эти убытки? Государство заплани ровало совхозу затратить на производство центнера зерна три рубля. Хозяйство едва уложилось в пять с полтиной. В два раза дороже обошлась свинина, в пол тора — молоко, овощи — в десять раз! Кто же заплатит эту неустойку? Кто под ставит плечо .под тяжелый груз долгов? Горько признаться... Лег этот груз на плечи государства, а значит — всего народа. Где-то запланировали построить новый завод или открыть больницу, школу. Но вот летит с алтайских степей в Москву тревожная весть: «Прогорел Михайловский совхоз. Истратил все отпущенные ему деньги. Просят еще». И где- то в списке новостроек вычеркивается завод, одной школой и больницей стано вится меньше. Быть может, не «где-то», а рядом? Вот сидит директор Чарышского совхоза Володченко. Когда ехали вместе сюда, он неспроста рассказывал, что строят у них для рабочих кирпичные, двухэтажные дома с водопроводом и паровым отоп лением, а закончил с досадой «Достроим, если не снимут деньги». И не ты ли, Любава, одна из тех, кто помешает рабочим вселиться в эти светлые и теплые квартиры? Не по твоей ли вине не построится школа или больница?.. А у нас в Михайловском совхозе почему не строятся такие дома? Выходит, всех больно ударили совхозные долги». Директор кончает свой доклад: — Вот наши убытки, вот наша бедность — нет у нас квартир, нет хоро шей столовой. Цигулев нетерпеливо добавляет: А самый большой убыток — недобор продукции, которая нужна стране. «Так вот почему вчера в Огневской столовой не было молока, хотя целую автомашину, загруженную бидонами, отправили час назад с нашей фермы! Сов хоз не додал пять тысяч центнеров молока. Столовая, совхозный магазин, все магазины Алтая и страны ждали, что михайловцы доставят им для продажи шесть с половиной тысяч центнеров мяса. Совхоз продал только пять с половиной тысяч центнеров. Значит, в рабочих столовых и за семейным столом в городе в один из дней года не было мяса». Очередной докладчик зоотехник Мусиенко спокойно, будто костяшки отки дывает на счетах, называет процент падежа скота. Любава видит со своего места, как собрались складки на лице Цигулева, слышит, как он резко перебивает оратора: — Мы здесь не итоги соревнования подводим. Речь идет о потерянном мя се — в тоннах, центнерах, килограммах. Ей и самой хочется также резко напомнить Мусиенко, как поздней осенью, по его распоряжению в Огни направили тысячу овец, животных загнали в коша ры, рассчитанные только на половину стада. Начался падеж. Чабаны подняли тревогу, дошло до центральной усадьбы. Но где был Мусиенко? Он даже не при ехал в отделение. Лишь двести овец удалось сохранить. Оказывается, такое бы вало не только в Огнях. — Совхоз потерял каждую четвертую овцу, — равнодушно говорит с трибу ны главный зоотехник. «Вот тебе и специалист, сам вызвался поехать на целину. А что толку от тебя нашей целине? И начал свой трудовой путь не с фермы: все сводки да от четы в канцелярии составлял, — Еедет свой мысленный разговор Любава.__ Помнишь, как пало на одной из ферм тринадцать телят. А в бумагах этого не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2