Сибирские огни, 1962, № 12

Но вот Валентин подписывает с продавщицей рыбкоопа, ответственной ва приемку грузов, последнюю накладную. Все! Не без сожаления расстаются новые знакомые. Хорошо бы задержаться хоть на пару часов. Потанцевать у ребят еще сил хватит. А у Олега столько пласти­ нок!... Эх, время, время! Только через год придет иа Черный остров корабль. Может случиться, что и пятьсот пятый. Только встретят ли речников те же девушки? Встретят, да не все. Оля Коротких будет уже в Ленинграде — она нынче поступает на факультет на­ родов Севера, в герценовский институт. Галя Головина собирается в Минусинск, в техникум... Долго отдается эхом в лесу (прощальный гудок. Первые сюрпризы Тунгуски У нас пассажир — бригадир колхоза «Дружба», с Черного острова, Емельян Игнатьенич Хальвин, общительный, живой. На палубу поставлена его ветка — узкая , верткая лодочка, а в ней бочка с солью, железная печка, припасы. Возле лодки — собака. Емельян Игнатьевич опешит в устье речки Столбовой, где уже вторую неде­ лю рыбачит его бригада. Сейчас бы поспать. Скоро сутки, как идем по Подкаменной, и все это время было не до отдыха. Хальвин укоризненно качает головой: — Нельзя спать! Никак нельзя. Сейчас урочище будет. Щеки называется. Такое место глядеть надо. Уж не поспишь, дак... И лоцман подтверждает, что Щеки нельзя пропустить. ...Русло резко сужается. Исчезли холмы. Реку стиснули каменные стены. Будто кто-то из озорства или похваляясь силой сложил на берегах из гигантских глыб крепостные валы. Камень на камне, камень на камне... То усеченной пира­ мидой, то столбом, то зубчатым частоколом. А вот что-то вроде минарета. Рядом — на заостренной вершине скалы — громадной шляпой глыба гранита. Как она только держится? Кое-где прямо из скал тянутся кверху деревья... — Смотри сейчас, — тянет за рукав Хальвин. — Направо следи. За поворо­ том скала будет. Совсем человек. Старик. Сидит в шапке с козырьком. И старуха рядом. Раньше кеты всегда в этом месте табак бросали каменному человеку. Та­ кой был обычай... Вода беснуется, свивается в воронки, распрямившейся пружиной бьет то в левый, то в правый берег, снова вскипает тысячами смерчей. И — повороты, по­ вороты... На 120, 160, 180 градусов. Идущий следом за нами «Севастополь» поч­ ти в одно и то же время оказывается и слева, и справа, и даже впереди нас. Яков Иванович напоминает дирижера. Он не произносит ни слова — даже при его скорострельной речи можно не успеть сказать! Руками показывает штур­ вальному, куда подвалить, где поддержать. Капитан порывается вмешаться. Ему кажется, что рулевой, а у штурвала Валентин — может ошибиться, но пятьсот пя­ тый благополучно лавирует между стремительно виляющими потоками, огибает одну скалу за другой. Юрий Сергеевич переводит взгляд с лоцмана на штурмана, поглядывает впе­ ред и все-таки молчит. Лучше не вмешиваться! На десять с лишним километров растянулись Щеки. Кажется, и конца им не будет. Но вот судовой ход выпрямляется, течение немного стихает. Прошел все­ го час.... Теперь можно спуститься в каюту. — Куда уходишь? — недоумевает Емельян Игнатьевич. — Перекат будет. Опечки. Глядеть надо... И еще десяток нескончаемых километров —• красивых, рискованных, требую­ щих предельного напряжения от судоводителей. А прошли — тоже за час. Слева в Тунгуску впадает неширокая речка. На берегу палатки. Это Столбо­ вая. Здесь рыбацкий стан. Хальвин забирается в лодку, собака прыгает за ним. Кран поднимает ветку над палубой, выносит за борт и опускает в воду. С берега машут бригадиру. Емельян Игнатьевич прощается с нами, берется за весла. Тихое, ясное, солнечное утро. Даже тайга повеселела. Я смотрю на лица ка­ питана, лоцмана, штурмана. Ни тени усталости! А ведь прошла тяжелая ночь... Верно же сказал Горький: «Когда труд удовольствие, жизнь — хороша!». Даже на глаз видно, что Тунгуска катится под уклон. А мы буквально караб­ каемся в гору. Для такой крутизны и такого течения скорость у рефрижератора вполне приличная. Хорошо ведет себя корабль на строптивой реке. Как-то пока­ жет он с ебя в порогах?