Сибирские огни, 1962, № 11
заблудился в огромной Африке и не мог найти десятки новых государств. Здесь даже у Китая границы были другими. Палец, вздрагивая, будто обжигаясь, все ползал по рваным на сги бах полушариям. Он, Федор, ушел от этой карты, когда мир был одним, а вернулся к ней, когда мир стал другим. Войны, революции перекроили его. «Вот тебе и физика с географией! — подумал он и растерянно поче сал в затылке. — Вот так фунт изюму!» Эта встреча со старой картой, словно вспышка, озарила его жизнь, и ему захотелось зажмуриться, отвернуться от нее... Федор Иванович нервно выхватил из чемодана и бросил на стол прежние тетради с записями, поставил глобус, смахнул с него толстый слой пыли. Все это тоже безнадежно устарело. Нужно было учиться заново. Федор Иванович развернул карту Европы и прикрепил ее к другой стене. Комната сразу стала иной, в ней появилось что-то задушевное, пове явшее на сердце молодостью. Глаза его прояснились, ожили. Потом он повесил фотографию Вероники: она облокотилась на стол, зажала щеки ладонями и смотрела на него с задумчивой улыбкой. «Я даже не встретился с ней на прощанье! — подумал он. — Как не хорошо получилось! Будто я совсем уж забыл ее... А ведь я не забыл те бя, — мысленно сказал он портрету. — Я просто одичал в своем углу. Как жаль, что ты уже уехала». А в комнате звучал по радио мягкий голос Фаины: «Недалеко то время, когда человек умчится в беспредельный космос, и нога его ступит на другие планеты». За стеной хрипло закашлялся Сергей, зазвенела сетка кровати, и сын тяжело с отвращением выдохнул: «Фу-у». «С похмелья, стервец, мучается», — подумал Федор Иванович. Лицо его посуровело. Он зашел в комнату к сыну. Сергей лежал бледный, взлох маченный, с пересохшими губами и с тоской в глазах. — Будет конец этому или нет? — спросил Федор Иванович. — Будет, будет, подожди, — морщась, ответил Сергей. — Чтобы я тебя больше не видел в таком мерзком состоянии! — Фе дор Иванович гневно ходил перед кроватью. — Неужели тебя ничего не интересует? Ты оглянись кругом — жизнь кипит. И какая жизнь! — Ты говоришь почти как газета — лозунгами. Федор Иванович почувствовал, что задыхается от бешенства. Но он сдержал себя. — Можно подумать, что ты уже изобрел вечный двигатель. Рано на чал чувствовать себя умнее всех. Ты становишься смешным. Сергей от этих слов побледнел еще сильнее. — Мой двигатель от меня не уйдет! — Ой ли! Смотри, как бы потом не начал хвататься за голову. Ко рабль уже грузится, вот-вот заревет отвальный гудок, а ты еще валяешь ся в кровати. Без штанов за ним не побежишь. — Чего ты хочешь от меня? — почти в отчаянии воскликнул Сергей, который и так с похмелья чувствовал себя жалким, ничтожным, раздав ленным. — Чтобы ты жил с людьми и... для людей. Понял? Чтобы ты учился! — Буду учиться. А дальше что? — Работать нужно, дело делать. — Буду работать. А дальше? — И чтобы ты не разговаривал со мной так нагло! — Не буду. — Сергей повернулся лицом к стене.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2