Сибирские огни, 1962, № 11
Было еще сумрачно. Синеватый свет скупо сочился в обледеневшие окна. Федор Иванович, лежа на кровати, слушал Фаину: она передавала штормовое предупреждение. К вечеру ждали пургу. Потом Фаина стала читать статью о спутниках земли, о том, как со баки переносят состояние невесомости в космосе. Диктору красивый голос так же необходим, как и певцу. Если говорили о Фаине, то прежде всего говорили о ее голосе. Он был мягко-бархатистый, сочный. Радиослушатели сразу же оценили его. Этот голос преследовал Федора Ивановича на улицах, на площадях, на работе, дома. От него приходила печаль, и порой казалось, что не хва тает воздуха. Точно это сама молодость его, когда он все мог, но ничего не сделал, подавала свой голос. Слушая сейчас Фаину, он думал о Сергее. Он боялся, что сын повто рит его жизнь. Многое тревожило в нем. Да и сам себя Федор Иванович чувствовал неважно. Какое-то бе сконечное болезненное раздражение, ощущение пустоты, злость не то на себя, не то на людей мучали его. Самые неприятные часы наступали после работы. Он решительно не знал, куда себя деть, чем заняться. И в самом деле— чем ему заняться? Читать? Но сколько же можно читать? Пить водку? Но сколько же мож но пить? Ни семьи, ни друзей. В молодости хоть была школа. А теперь? На что он истратил жизнь? Во что воплотились силы его молодости, по рывы души, жар сердца? Что ему осталось? Прилавки в книжном мага зине? От них лишь зеваешь. И только весной и осенью,, уезжая на охоту, Федор Иванович оживал. В поисках и преследованиях дичи он обретал цель, чувства его кипели, жизнь наполнялась действием, смыслом, азартом, и он расцветал, моло дел и радовался... За последнее время он все чаще и чаще вспоминал свою работу в сельской школе и ему казалось, что вот тогда-то он и жил по-настояще му. В те времена он волновался за свои уроки, с увлечением учил ребят, радовался, видя, как они становились умнее, грамотнее. Он и сам учился, стараясь идти в ногу со временем. А потом отошел от всех, отшатнулся от всего, на все в жизни смотрел с насмешкой. Теперь же ему было невы носимо сидеть в углу и видеть, как уходит время, жизнь. Часто он вспоминал Сашу Грохотова, который погиб на фронте. Представлял его смешную, немного прыгающую походку. От этих воспо минаний становилось тяжело, и он понимал, что Саша был для него на стоящим другом. В коридоре зазвонил телефон. — Да! Я слушаю,— солидным басом пророкотал в трубку Федор Иванович. Но в трубке молчали, наконец, девичий голос, будто преодолев ка кое*то сопротивление, произнес: — Мама заболела. Был доктор. Прописал ей лекарства, а в аптеке мне сказали, что их нет... Нужно достать! Голос звучал требовательно, сухо. Федор Иванович слегка согнулся, крепче прижал к уху трубку, почти тенором закричал: — Тоня! Тонюшка! А что у нее? Опять сердце? — Да. — Что сказал доктор? Что он сказал? — Покой ей нужен...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2