Сибирские огни, 1962, № 11

Мимо прошел комсомольский патруль: два парня с красными повяз­ ками на руках. Парни покосились на Сергея с Гулем. Сергей чуть не скрипнул зубами. — И ведь главное, все нос суют в твою жизнь! Учителя! Руководи тели! — проговорил он, чувствуя, как вино бросилось ему в голову и сердце налилось злостью. Суходымов внимательно следил за ним, подливая ему. Пятерней загребал волосы со лба к затылку, а они, жесткие, точно конский хвост, опять сыпались на уши, на щеки, и, полные электричества, тихонько потрескивали. Некоторое время все молчали, пили, а потом Гуль глубокомысленно изрек: — Так-то, брат! Да-а... Так-то оно так... а вот не-ет... — О чем ты мурлыкаешь? — раздраженно спросил Сергей. — Жизнь, говорю... Ты на гору, а черт тебя за ногу. Как-то все тем­ ным-темно. Так прикинешь — не выходит, этак прикинешь — опять не выходит. Хоть круть-верть, хоть верть-круть. Да-а... Не-ет... Мысли так и щекочут, будто мухи по мозгам ползают. — Что-то я не замечал у тебя мыслей, — буркнул Сергей. — А они у меня тайные, запинай тебя воробей. Сергей невольно засмеялся, и почему-то вдруг почувствовал прилив любви к этим людям. Ему показалось, что это настоящие друзья. И так захотелось открыть им свою душу, услыхать от них слова утешения. Он посмотрел на них влажными, ласковыми глазами, обнял за плечи Гуля и обратился к Суходымову, доверчиво касаясь его руки. — Вот они покосились сейчас, с красными повязками-то! Дескать, какое право я имею сидеть здесь и вообще иметь свои мысли, жела­ ния, поступки. — Мораль! Общество! Нравственность! Вон, брат, какие мудреные слова. Подчиняйся! — пропел Суходымов. — А что я плохого делаю? Я только хочу быть самим собой. Я хочу свободно распоряжаться самим собой. Я хочу любить то, что мне нравит­ ся, я хочу думать и чувствовать по-своему. Я не хочу шпаргалок. Нечего из всяких и разных делать стадо. — Дорогой мой, только деньги дают независимость. Примитивная мысль так называемого капиталистического мира. Но ведь и колесо при­ митивно, хотя это не мешает ему быть бессмертным. Суходымов заказал еще коньяку. Зазвучала музыка. И снова певица стала прославлять Неаполь. Голос ее бередил душу. Дальше все было, как в тумане: Гуль, краснощекий, растрепанный, пел забавные песенки, звякали вилки, из бутылок лилось в бокалы, реве­ ли паровозы, склонялось каменное лицо Суходымова, ясный, певучий го лос его что-то обещал. А Сергея переполняла любовь к нему, к Гулю и даже к паровозам, и он готов был отдать за них жизнь. А потом он как-то очутился один среди улицы, среди глухой, ледя­ ной ночи. Из-за ее пропасти неожиданно выкатился последний автобус, нали­ тый ярким светом. Он был совсем пустой. И только одна Фаина сидела у окна. Сергей сразу ее узнал. Она проехала близко, но даже не заметила его _ Хак о чем-то задумалась. Но уже через минуту он не мог понять: она была это или похожая. От этого видения дохнуло в его пьяный, бре­ довой мир прелестью иной жизни. На миг ему показалось, что черный, ледяной ветер запах фиалками. Он приблизил руку к лицу, от нее несло селедкой...