Сибирские огни, 1962, № 11

Он больше никогда не сможет встречаться с сестрой. Она всегда бу­ дет напоминать ему этот позор. В душе просыпалось что-то вроде враж ­ дебности к ней, точно она была во всем виновата, точно это из-за нее он не мог забыть о своем малодушии... Лежа в темноте на кровати, он ворочался с боку на бок. Из черноты открытого окна волнующе пахло осенним садом, так пахнет из корзины, полной грибов. И от этого он затосковал о чем-то, сбросил одеяло, сел, облокотился на колени, сжал голову ладонями. Ему захотелось взвыть, застонать. — Мучает, понимаешь, мучает меня все это с Тоней! — вдруг раз­ дался приглушенный голос. Отец вошел бесшумно, встал у окна, смотрел в сад.— Все-таки я же отец ей! А она — я вижу, не слепой! — она нена­ видит... — Какой ты отец! — вырвалось у Сергея. Бешенство вспыхнуло в груди, все затуманило перед глазами. Он уже не мог владеть собой. Задыхаясь, он швырял оскорбительные, беспощад­ ные слова: — Тоня!.. Она... Ее вырастила мать. Это она ей дала... Тоня—это си­ ла! Это... Она смелая, гордая... А что ты ей дал? Ты — мой отец, мой! Ты знаешь, какой я у тебя? Трус! Подлец! Вот и радуйся!.. — Ты... Что ты? Что с тобой, Сергей!— испуганно спросил Федор Иванович и шагнул к нему. — Чего ты мне дал такого... сильного, благородного? Я рос, как мне хотелось... Я... Разве я хоть раз думал... Вернее, ты хоть раз толкнул ме­ ня на мысли: что такое эта самая жизнь? Что такое человек? Я даже не знаю, кем мне быть. Если ты Тоне не отец, то и мне, пожалуй... Федор Иванович стоял перед сыном растерянный, испуганный, лицо проступало из темноты бледным пятном. Федору Ивановичу показалось, что он теряет сына. Вот теперь, дейст­ вительно, уплывал его последний корабль. В темноте оставался пустын­ ный, ледяной, ветренный причал, к которому никто и никогда не приста­ нет, не посветит огнями... — Ты не понимаешь, что со мной стряслось,— сипло проговорил Фе­ дор Иванович.— Не понимаешь... Я могу быть тебе сейчас только... пре­ дупреждением... штормовым... Вся моя жизнь... Не повтори ее... Вот все, что я могу тебе сказать. Он быстро ушел в свою комнату. Только сейчас он понял, что значил для него сын. А сын не понимал, какие жестокие слова он бросил отцу, как смер­ тельно ранил его, оскорбил, унизил. Федор Иванович распахнул окно в своей комнате, и из его черноты хлынул запах осеннего сада. Из окна пахло, как пахнет из корзины, пол­ ной грибов. Прикусывая дрожащие губы, Федор Иванович беззвучно плакал. Это он плакал второй раз в своей жизни. Тогда, в селе, он плакал, прижимаясь открытым ртом к подушке, сей- чал плакал, стиснув зубы, пряча лицо в темноту, пахнущую грибами. А Сергей стоял у своего окна и порой ударял кулаком в косяк, мыс­ ленно проклиная себя за несдержанность, за идиотскую грубость. Ему было жаль отца, он чувствовал себя еще более мерзким, чем после раз­ говора с Тоней. Среди кустов он увидел кадку с темной водой. В кадке дрожала звезда. Душа его рванулась в непонятную даль. — Ты... ты не сердись! — крикнул он отцу.— Забудь все! А меня — пойми!