Сибирские огни, 1962, № 11
А следом уже сыпались остальные шесть человек, раздавались хлоп ки, расцветали купола парашютов. Козодоев плыл в высоте, и все его существо, потрясенное стремитель ным падением в бездну, ликовало от величавых пространств, от ветра, ко торый трепал комбинезон, от сияния, от того, что опасность миновала и он живет. Воздух наполнили шум, возбужденно-радостные крики. Здесь, на вы соте, звуки особенно чисты и резки. — Эй, Василий, жив? — прозвучал добродушный бас Челомбитько.. — Как будто жив, — отозвался Козодоев. — Теперь тебе осталось повиснуть на сосне в горящем лесу, и ты будешь пожарник что надо! Васька захохотал, а потом крикнул: — Омутов, держи штаны, чтоб не упали! Сильно пахло гарью. Над лесом поднимались белые клубы дыма. Ко зодоев увидел тени товарищей, несущихся по поляне, поболтал ногами и снова засмеялся. Потом схватился за стропы, притянул один бок, управляя спуском. Поляна всей зеленью неслась к нему. Козодоев насторожился, зорко смо трел, готовясь к толчку о землю. Вот-вот сейчас! Он крепко ударился но гами и повалился. Большущий купол парашюта повергся на бок, пузырился, дышал сре ди голубых колокольчиков. Вокруг с шумом опускались товарищи, шуршал белый шелк, усти лая пестрые сугробы цветов. — Ну, вот и порядок! — Козодоев «погасил» парашют. «Сегодня жив», — подумал он. Самолет, едва не задевая вершины сосен, пронесся над поляной. В открытую дверцу видна была Инна. Она сбросила тюк с лопатами, топо рами и опрыскивателями. Он тяжело грохнулся. Самолет покачал крыльями и унесся. На поляне воздух был душный, мутный, пахло горелой хвоей, сучка ми, шишками. Вещи спрятали в кустах и двинулись к пожару. Сосновый лес стоял на песчаных холмах. Должно быть, еще вчера здесь низом — по хвое, по валежнику — протекло гудящее пламя. Всюду валялись головешки, обгорелые сучья, уныло чернели пни, похожие на сидящих угрюмых людей. У берез и сосен стволы снизу задымились. У когда-то спиленных лесин бока выгорели, и онй превратились в колоды. На березах гремела ржавая, засохшая от огня листва. Желтели мертвые ро щицы опаленных сосенок. Большие, обгорелые сосны торчали голыми жердями. «Вот что он делает, пожар-то»,— подумал Козодоев. Парашютисты спустились в низину, где густо, как трава, рос сосня чок. Продирались, закрывая лица руками. Всех облепила паутина. Дым в лесу становился все гуще и гуще. Он ел глаза, в горле перши ло. Козодоев, кашляя, пытался запеть. Омутов морщился, а Челомбитько степенно, по-хозяйски рассуждал: — Ведь это что такое делается? Пылает тайга-матушка. Из года в год горит, хоть плачь. А кто поджигает? Человек. — Н р человек, а болван! — поправил Козодоев. Василию нравился этот степенный, добродушный усач. А Омутов раз дражал. Молодой, сильный, он часто старчески брюзжал и совершенно- не понимал шуток. Между стволов дым уже не полз, а клубился. — Ребята! Смотрите, смотрите,— зашептал Козодоев.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2