Сибирские огни, 1962, № 11

— Тогда приходит к ним астроном один, видит такое дело — и ре­ шил утешить. Подводит их к окну, указывает на серебряный рой слабых звездочек и говорит: «Волосы царицы поразили богов, и боги превратили их в волшебное созвездие». — Задурил им мозги! — и Гуль захохотал. — Женя! — Нюра покачала головой. — С тех пор это весеннее созвездие и зовут «Волосы Вероники». Сергею сегодня сестра очень нравилась. «Что-то в ней есть»,— поду­ мал он. — В награду за сказанное дряхлому акыну! — Гуль протянул ей -яблоко. А Тоня представила мать и то, как ее унизил отец и как ей было тя­ жело и горько, и на миг возникшая теплая жалость к отцу исчезла. Глаза ее посуровели, губы сжались. Она почувствовала, что не сможет, как бывало, с восхищением произ­ носить красивое название «Волосы Вероники». Теперь это название соз­ вездия напоминало имя отвратительной для нее женщины... Тьма рассосалась. Посинело. Над водой поползли белесые струйки пара. От озера потянуло холодом. Тоня зябко повела плечами. И тут из-за таежных сопок медленно и величаво выплыли алые облака. Бледная от бессонной ночи, Тоня смотрела на них не мигая. А облака, насквозь про­ свеченные зарей, выплывали и выплывали отдельно друг от друга, запол­ няя всю ширь неба. И в озере тоже плыли густо-алые облака. Тоня за­ дохнулась, точно ее окликнул кто-то очень дорогой, давно ожидаемый. Окликнул, позвал, поманил. Полная ожиданий, смятения, она двинулась навстречу солнцу. Оно уже показывало ослепительный краешек. И тут с блеянием из кустов высунулась морда козла. Тоня вздрогнула. — Ты, что ли, Козодоев?! — Гуль захохотал. Тоня почувствовала жгучее желание ударить Ваську. — Что, в облаках все витаешь? В розовых? — ехидно спросил он, срывая маску. Заламывая руки, он пропел: «Я б землю покинул и в нэбо злитав». — Чего тебе нужно?! Уходи отсюда! — крикнула Тоня. — Астрономы, актрисы, полеты на созвездия! Хи-хи-хи! А в доярки не хотите? А продавщицами, буфетчицами? А на заводик токарями? — веселился Козодоев. — Тебя не спрашивают! Подслушиваешь тут, суешь всюду нос! Уби­ райся! — Тоня сжала кулаки. Лицо ее потемнело. — И правда! Чего ты? Каждый о своем мечтает! — рассердилась и Нюра. Она бросила в Козодоева сосновой шишкой.— Ты же хочешь идти в парашютисты, тушить пожары в лесу? Ну и иди! Никто тебе не мешает. — Бе-е! Бе-е! — блеял Козодоев, дразня Тоню.— Белоручка, мамень­ кина дочка! Розы любишь, а навоз — нет. А землю-то навозом удобряют. Розы из навоза! — Ну и ройся в своем навозе, крот! И не приставай ко мне! Все это утро, полное поэзии, смятения, когда, волнуясь, Тоня чувство­ вала, что стоит у порога своей судьбы, все незабвенное утро было испор­ чено этой козлиной мордой, этим гнусным хихиканьем. — Ах, ах, дайте мне небесное, а то я ручки испачкаю о землю! — Козодоев без промаха бил в самое уязвимое место. И Тоня чувствовала себя бессильной, потому что за его словами бы­ ла трезвая правда, которую не хотелось признавать. Из-за этого Козодо­ ев ей был еще ненавистнее. Нюра поднялась и строго спросила: — Чего ты прицепился, крючок?