Сибирские огни, 1962, № 11
— Ты... Я уже начинаю злиться,— тоже тихо сказал Сергей. — Если ты... кого-то...ненавидишь, то я-то при чем? И незачем к нему так отно ситься. Он к тебе всей душой... Вот, например, я видел, как он выбирал тебе в магазине это платье... от всей души... А ты... Тоня так сжала зубы, что резко обозначились скулы. Она выдернула руку и побежала вниз по лестнице. Ветер надул ее платьице колоколом. Она присела, и затем унеслась, мелькнув подолом... Ночь... В лесу глухо и темно. Небо провисло, грузное от звезд. Недвижное озеро Тоже до краев полно звездами. Тихо. Замер лес. Наносит запах горящего костра. И каждый думает о будущем. Незабываемая ночь на берегу звездной бездны... Все девочки были в белых, праздничных платьях, и только Тоня в темном, клетчатом. Сергей сразу заметил это. «Ну, и характерец!» — по думал он. Хотя Тоня и была младше его на два года, он почему-то в душе всегда робел перед ней. Должно быть, она была слишком требовательной и беспощадной в своих суждениях. Тоня, насупившись, исподлобья рассматривала в зеркальце лицо. Она была очень низкого мнения о самой себе. Вот и сейчас лицо ей показалось некрасивым, черным, носатым, губастым. А волосы-то, волосы! Жесткие, тЪчно конский хвост. Глаза только ничего — серые. Она сунула зеркальце в карман, осмотрела себя. Фигура! Ну, что это за фигура? Безобразная, толстая! Тоня поморщилась. На самом же деле она была милее многих подружек. Совсем не тол стая, но крепкая — она хороша была своей свежестью. Но взяв за обра зец хрупкую, тоненькую кинозвезду, Тоня тиранила себя презрением. Она порывисто обняла Нюру Шершневу. — Ничего, ничего, дева, все утрясется, — прошептала Нюра. — Бу дешь ты смотреть в свой телескоп на свои звезды. — Конкурс большой, — Тоня вздохнула и испугалась своих слов. — Там все на математике, а я... — А у меня все уже отрезано. — Голос у Нюры умиротворенный и счастливый. — Я ту-ту к своему папане в совхоз. Приеду, и земной пок лон: «Принимайте, милые, свежеиспеченного чабана!» Год-другой пощел каю бичом и в институт на ветврача. Люблю я степь, отары. Скачешь на коне и поешь, поешь и скачешь! Приволье, сияние, сеном пахнет! Нюра была маленькая, суетливая, растрепанная. На ней все не по размеру, будто с чужого плеча: туфли велики, юбка длинная, рукава почти закрывают пальцы. Когда она говорила, ее мягкий, большой нос двигался то вверх, то вниз. Легко ей жилось. Все для нее ясно. А вот она, Тоня, какая-то... все у нее как-то запутано, все ей тоскливо и тревожно. Теплая, вязкая тьма обложила костер. В костре крутились желтые, сиреневые, зеленые огоньки, трескаясь, тоненько звенели золотые, лег кие, почти прозрачные угли. Сырые ветки взрывались, трещали, иногда в костре печально и долго пищало, потом шипело, словно в него плеснули воду. Костер о чем-то разговаривал, предупреждал, тревожился. И не Ню ру, а его слушала Тоня. И понимала его. Она палочкой рылась в углях, и пламя озаряло ее строгое лицо. Она гордилась братом, он казался ей очень умным и красивым, и ей хотелось поговорить с ним ласково, как с родным, поговорить обо всем,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2