Сибирские огни, 1962, № 11

— Вот теперь поезжай. Она провожала его до грузовика. Белизна, тихо, тепло. Избы, деревья, все село в пушистых, сияющих сугробах по пояс, в лохматых, первозданной чистоты, хлопьях. Ермолаич деревянной лопатой откапывал калитку, разгребал дорожку. На свежем снегу глубокий след только раз проехавших саней, цепки собачьих следов и четкие, как на бумаге, крестики от сорочьих лапок. Мальчишки запряг­ ли черную собаку в санки, увязая в сугробах, она везет обледеневшую кадку с водой. Немо, заколдованно. И легко и свежо в это пушистое, за­ несенное, ослепительно белое утро. Когда Вересков выглянул из кабины, Вероника молча помахала ему. Сидя рядом с Васей Немножко, Вересков только приговаривал: — Жми, дружище, жми! — Доставлю, как из пушки! — лихо кричал Вася и пронзительно сигналил, хотя никого впереди не было. Двадцать километров промелькнули быстро. Вася Немножко возвращался в село только под вечер. Вересков долго ходил по магазинам, выбирая подарки. Веронике он купил туфли и духи. А когда покупал сынишке мячик, сердце так сжалось и что-то такое пронзительное зазвенело в душе, что он торопливо зашел в столовую и выпил стакан водки. Стало как будто полегче. До Нового года — всего два дня. Городок был оживленный, люди тащили смерзшиеся елки, сжатые, плоские, как доски. Одна тетка до того нагрузилась покупками, что затолкала белые бато­ ны в голенища новых сапог, переброшенных через плечо. К пуговице пальто прицепила связку баранок. ...Домой приехал поздно вечером. На дверях висел замок. Вересков удивился: куда могла уйти Веро­ ника? Уже темнота, мороз. Почему-то стало совсем беспокойно. Долго не мог попасть в дырку замка, долго не мог выдернуть дужку. Забыв покупки на крыльце, вошел в комнату, чиркнул спичку и сра­ зу же увидел на столе записку, схватил ее. «Мой милый, любимый, друг мой...» Спичка погасла. Начал чиркать новую, спички ломались, выпал ко­ робок, едва нашарил на полу. Наконец вспыхнул огонь. Не соображая, что перед ним стоит лампа, которую можно зажечь, он снова принялся чи­ тать при спичке: «Не ищи меня. Никогда не найти. Не думай плохого. Я уехала далеко. Так лучше и тебе и мне. Так чище и честнее. Пойми это. Сердце мое разрывается. Спасибо за коротк...» Спичка обожгла пальцы, погасла. Непроницаемый мрак плеснулся в лицо. Вересков медленно, медленно стащил валенки, сбросил на пол пальто и ткнулся на кровать в шапке, присыпанной снежком. Почему-то запахло ландышем — духами Вероники. Наконец он понял, что все держит запи­ ску, что это пахнет от нее. И как только Вересков уловил этот аромат, он стал зарываться головой в подушку, прижимая к ней лицо с открытым ртом. Утром Вересков пришел к директору. Тот перекраивал расписание уроков и усиленно сосал леденец. — Когда Шалина подала вам заявление? — спросил Вересков, глядя на пепельницу-копыто. — Пять дней назад, — вздохнул директор. — И вы отпустили? — Увы, что же поделаешь. Оказались очень уважительные причины. — Дайте мне три дня отпуска, — грубовато бросил Вересков. Директор взглянул на его лицо и торопливо согласился: — Да, да, конечно!.. Пожалуйста! 3 ?