Сибирские огни, 1962, № 11

ние мириадов снежинок. Луна и снегопад. А среди снегопада женщина в белом лыжном костюме. Поднимались на очень большую, но пологую сопку, заросшую редким лесом. Лыжи ставили елочкой. Снегопад сразу же засыпал, завеивал лыжню, словно старался скрыть, что они проходили здесь. И, действитель­ но, через несколько минут все было ровно, пушисто, как будто никто и ни­ когда не шел здесь, не любил, не тосковал. Из снегопада стали возникать пышные, островерхие ели с одного бо­ ка черные, с другого белые. — Устала? — спросил Вересков. — Совсем немножечко! Капельку, капельку! У старой кудлатой ели сняли лыжи, воткнули палки в сугроб и усе­ лись. На лапы ели навалились пуды снега. Снег залепил ее всю, и она стояла, как большой, бугристый белый шатер. Охотники делают лаз, з а ­ бираются под лапы к стволу. Там пустое пространство, как в настоящем шатре. Разжигают небольшой костер, и становится так тепло, что хоть в рубахе сиди. Вересков рассказал о таких ночевках. — Могу тут устроить тебя сейчас, как в юрте,— он стряхнул с плеч и шапочки Вероники пласты снега. Долго молчали, глядя на лес под луной и снегопадом. В глубине ле­ са виднелись огромные волшебные арки, обложенные ватой, мерещились белые терема. А дальше, в занесенных, непролазных дебрях, среди завалов из вывороченных ветром елей, наверное, вьется легкий парок над мед­ вежьей берлогой. И что сейчас значили никогда не виданные пальмовые рощи? — Тебе хорошо? — шепнула Вероника. — Конечно же... — Не забудешь этот торжественный, заваленный снегом лес? — Никогда! — Дарю тебе его на память! Вероника тихонько запела «Среди долины ровныя». Вересков вторил ей басом. — Ну вот, а теперь догоняй! — Вероника надела лыжи и ринулась вниз. Вересков мчался за ней, виляя между елями. Белая Вероника среди белого снегопада то мерещилась на миг, то исчезала, как будто Вересков гнался за призраком. Ему даже порой казалось, что Вероники впереди нет, никого нет впереди, а он гонится и гонится. Ветер свистел в ушах, снег бил в лицо, и сердце колотилось тревожно и радостно от бешеной гонки. Вересков на крутых поворотах приседал, шумели лыжи, еловые лапы хлестали по лицу, захватывало дыхание, и он чувствовал себя огромной, легкой птицей. Веронику догнал уже на равнине. — Тебе хорошо? — снова, как в лесу, спросила она. — Конечно же... — Нам хорошо потому, что сейчас другому человеку плохо. И эта мысль мучает меня. И мне тоже становится плохо. — Не думай об этом, Вера! — Отряхни мне волосы. Темные, волнистые, до плеч — они стали белыми, тяжелыми: снег залепил их, пронизал насквозь. ...Утром на попутном грузовике Вересков уезжал в райцентр за по­ купками к Новому году. Вероника сама завязала ему галстук, посмотрела в глаза и ласково напутствовала: