Сибирские огни, 1962, № 11

В школе было тихо, пусто, лишь уборщица подметала в классах. Вересков бережно спрятал в бумажник рекомендации, которые дали ему Саша и старая учительница Мария Ивановна, — он собирался всту­ пать в партию — надел шумящий брезентовый плащ и вышел. Дождик уже давно перестал. Около школы начиналось желтое, мокрое поле с извивами черной, слегка лиловато.й дороги. Она уходила в лес за рекой, звала, звала. Вересков д аж е не взглянул на свой дом с двумя новыми ярко-белыми досками на серой, позеленевшей крыше. Он торопливо шагал к реке. Хо­ рошо всю жизнь идти и идти, забыв о желаниях, о тоске, о безнадежно­ сти, о тех ошибках, которые попробуй-ка исправить. К подошвам налипли толстые лепешки грязи, скрепленные травинка­ ми и листьями. Сапоги сделались каменно-тяжелыми. Порой лепешка от­ летала, и тогда один сапог становился легче другого. В тоскливые минуты Вересков часто скрывался в лесу, и деревья уме­ ли успокаивать его. Через реку был протянут трос, плашкоут, зацепленный за него, дви­ гался силой течения. Вересков переплыл на другой берег. Летом от облаков листвы в лесу темно и тесно, а сейчас в обнажен­ ных рощах просторно и светло. ' В пожелтевшей траве горели звездочками красные листья земляники. Воздух был такой чистый, промытый, он так пропах осенним лесом, что сердце у Верескова заныло, точно блеснула надежда, точно вспомнил он: есть в мире красота и счастье. Он вышел на зеленую брусничную полянку и сел на пень под моло­ денькой березкой. На вершине ее трепетало с десяток желтых в крапинку листков, а на ветвях висели капли. В лесу было беспримерно тихо. И только звучно щелкали по опавшей листве капли с деревьев. Вересков, прикрыв ресницами глаза, привалился к березке, и на пле­ чи его будто просыпали крупу: капли застучали по набухшему брезенту дождевика... Давно это началось. Бывает, рано выпадает снег, и среди него дымится, бурлит еще не за ­ стывшая черная река. Глянет прохожий — и станет ему тоскливо, тревож­ но и жутковато. Спешит он уйти от мертвых заснеженных берегов. Так Вересков бросался от своей тоски в неведомые, пестрые страны. Он чувст­ вовал себя легче, когда «уходил» в поющую Мексику, в рычащую львами Африку, на Гавайские острова, в берег которых били светлые волны, оставляя шипящую пену, трепещущую рыбку и шкурки бананов. Говоря на уроках о пальмовых лесах, заселенных попугаями и обезьянами, он старался не смотреть в окно. Там хромой конюх Спиридон выводил из конюшни белого жеребца, который, подгибая передние ноги, тяжело опускался на колени, а потом, огромный, могучий, валился на бок и начинал кататься. Вскочив, он тряс всей шкурой, сбрасывая прилипший мусор. Вересков старался не смотреть на свои огрубевшйе руки и на пыль­ ные, тяжелые сапоги, на потрепанный старый костюм... Он чувствовал, что серые будни засасывают его. Это село, семья, ко­ торую он завел так рано, связали его по рукам и ногам, и ему грозит се­ ренькая жизнь в глуши. А где же та блестящая карьера, которую пророчи­ ли ему? Недавно с ним, как с лучшим педагогом, разговаривал парторг, советовал вступить в партию. И Вересков обрадовался. Пора уже было подниматься выше, не век же тянуть лямку рядового сельского учителя!