Сибирские огни, 1962, № 11
в годы, описанные в романе, соверша лось так много несправедливого и злого. Чем-то «Тишина» Бондарева походит на другое произведение, описывающее то же, примерно, время — на повесть В. Некрасова «В родном городе» (вспом ните: и там и здесь герой возвращается с войны в родной город, долго не мо жет найти своего места в новой «мир ной» жизни, начинает учиться, вою ет с подлецами и трусами). И вме сте с тем это — очень разные ве щи. Роман Бондарева — очень свое временное и современное произведе ние. Это, конечно, не в укор В. Не красову говорится — о его повести в 1955 году можно было сказать то же са мое. Просто, так сказать о первых пос левоенных годах, как это сейчас сделал Бондарев, стало возможно только сего дня, после последних партийных съез дов, разоблачающих пагубное влияние культа личности на все сферы нашей об щественной жизни. И в этом, как мне кажется, главная сила романа. И в том еще, наверное, что писатель показал своих героев не сломленными, не утерявшими свой «сим вол веры», пытающимися раздумывать над происходящим, пытающимися про тестовать и отстаивать свои представле ния о справедливости, пытающимися в чрезвычайно трудных обстоятельствах помогать друг другу, как это делает, на пример. Морозов, отсылая Сергея по дальше от Москвы и подальше от вполне реальной расправы. Напряженность, высокий накал граж данских страстей, горячая ненависть к тишине, к Уваровым, ко всем тем, кому только и нужна и выгодна эта «тиши на» — в этом сила романа. А его слабости? Они есть и притом— лежат на поверхности, так что не заме тить их почти невозможно. После войны нередко можно было на блюдать такую картину: идет по улице человек в штатском платье и вдруг лихо козыряет встречному военному. Не сра зу и нелегко перестраивался человек с военного на мирный лад. И так во всем. Для многих наших литераторов, «ранен ных войной», а к ним, бесспорно, при надлежит и Юрий Бондарев, — это пе рестройка с военных тем на «граждан ские» тоже оказалась нелегкой. Не потому ли такой удивительно убо гой и несостоятельной оказалась «любов ная линия» романа — все то, что отно сится к истории отношений Сергея и Нины? В самом деле, наши представле ния о Нине — женщине, которую полю бил Сергей, — так приблизительны и поверхностны, что мы просто не можем поверить и в эту женщину, и в эту лю бовь. За те четыре года, что прошли с начала повествования до его конца (из них. кстати, три года были попросту «пропущены» автором), любовь эта. «за явленная», но не изображенная, не пре терпела никаких изменений, как ничуть не изменились за эти четыре года Сер гей и Нина. Удивительно статичными оказались эти характеры. Да есть ли, собственно говоря, у них своеобразные, чем-то особенные, убедительные в худо жественном отношении характеры?! У Нины — наверняка нет. Попробуйте представить себе женщину, о которой мы знаем лишь то, что она геолог, молода, была замужем, обладает «вздернутым носиком» и «прозрачными зелеными глазами» и изъясняется таким, пример но, образом: «О господи!.. Как странно все, господи! Не дуйся, слышишь?.. Ну посмотри... Ну иди и посмотри на себя. Какбе у тебя холодное лицо! Ну подо жди. Я тебе объясню. Таня — моя под руга, еще с института. Это тебе ясно?.. Ну что тут особенного?.. Таня ушла и все. Ну? Ясно? Да?» и т. п. —- и все в том же роде. А ведь за что-то же ее лю бил Сергей. Неужели за этот «вопроси тельно-восклицательный» дамский ле пет, который, по мнению некоторых лю дей, призван выразить нечто «вечно женственное», нежное, трогательное, ча рующе непосредственное?.. Да полно — так ли это? Как это ни странно, но мало непов торимо-конкретных черт и в Сергее. Да, он хороший, умный, справедливый, глу боко чувствующий, горячий парень (очень похожий на молодых героев воен ных повестей Бондарева). Но что отли чает его от множества других, хороших, думающих, правдивых и горячих пар ней? На этот вопрос нелегко ответить. А между тем, всех своих остальных героев — и главных, и эпизодических, и хороших, и плохих — писатель наделил вполне определенным и очень вырази тельным обликом. Вот, к примеру, сестра Сергея, Ася. В первой части романа — девочка, за бавный и милый подросток, во второй — совсем юная девушка, чистая и гордая. Сумел же Бондарев раскрыть неповто римо обаятельный облик этого юного человека. Ася вся здесь перед нами— с ее непримиримой строгостью к людям, с ее неловкостью и угловатостью, с ее характерными жестами («одним пальцем нежно провела по головам мокрых, жал ко некрасивых котят», «с удивлением и восторгом пальцем провела по длинному ряду зазвеневших орденов и медалей»...) А как превосходно Ася говорит: «Папа, он сопьется — каждый день возвра щается на рассвете! Уверена, ходит к каким-то гадким женщинам Его пиджак пахнет отвратительными духами...» (Это — о Сергее): «Вы всегда шутите, всег да цинично говорите! И распускаете хвост, как павлин! . Вон усики какие-то противные отпустили, для цинизма, да? Фу, противно смотреть, и бакенбарды косые — все, как у парикмахера! Это все вы сделали, чтобы легче быть наг лым, да?» (Эго — Константину, кото
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2