Сибирские огни, 1962, № 11

ровалась с такой настойчивостью, с таким размахом и полным коммерческим бескорыстием. Не менее странным было и то, что К. К. Данзас, со слов которого была, яко­ бы, написана эта брошюра, ничем не проявил своего к ней отношения, так что, собственно говоря, осталось неизвестным — действительно ли Данзас принимал какое-либо участие в составлении этой брошюры? Он молчал и тогда, когда во­ круг книги разгорелась полемика и когда к нему непосредственно, через печать- обращались за разъяснениями. Были ли в распоряжении Амосова новые материалы, дающие право утверж­ дать, что автором пасквильного письма был не Гагарин, а Долгоруков? Нет! Та­ ких материалов в его' распоряжении не было. Все, чем он располагал — это опять-таки письмо Соболевского к Воронцову, о котором мы уже упоминали. И Амосов, и Соболевский были только исполнителями планов и замыслов Ш-го от­ деления. Недоверие к книге Амосова высказывает пушкинист Б. Казанский, который пишет: «Трудно... понять, почему... не нашлось гораздо более авторитетных лиц, чем Амосов, которые расспросили бы оставшихся еще в живых свидетелей тра­ гедии»1. Даже П. Е. Щеголев, который полностью принял утверждение Амосо­ ва о виновности Долгорукова в пушкинской трагедии и непричастности к ней Гагарина, относится с некоторым недоверием к этому неизвестному пушкинистам человеку. Щеголев пишет: «Почему именно Амосов был близок к Данзасу, и в какой мере можно считать авторизованную запись Амосова — вопросы, на кото­ рые мы не можем дать ответа»2. И тем не менее ряд видных пушкинистов, в том числе и сам П. Е. Щеголев и Б. Казанский, безоговорочно приняли точку зрения Амосова по вопросу об ав­ торстве пасквильного письма. Дальнейшему широкому хождению в пушкиноведении этой полицейской фальшивки помог именно П. Е. Щеголев, несмотря на все свои сомнения. Он зая­ вил, что точка зрения Амосова по вопросу о виновности Долгорукова и неприча­ стности к анонимному письму Гагарина подтверждается при помощи тщательной научно поставленной экспертизы почерков, произведенной, по его инициативе, крупным специалистом этого дела — экспертом Ленинградского губернского су­ да — А. Сальковым. Категорическое заявление столь видного исследователя-пушкиниста было во­ спринято, как важное и научное открытие. Подтвержденная П. Е. Щеголевым виновность Долгорукова стала общим местом во всех работах, трактующих о пос­ леднем периоде жизни поэта, во всех его биографиях, научных исследованиях и художественных произведениях, знакомящих советского читателя с последними месяцами и днями Пушкина. Попробуем разобраться в том, что же такое эта зло­ получная экспертиза почерков, ставшая решающим словом в обвинении Долго­ рукова. В 1927 году П. Е. Щеголев для экспертизы почерка Долгорукова направил судебному эксперту ленинградского губернского суда следующие документы: а) пасквиль, написанный неизвестным автором на французском языке печат­ ным шрифтом, датируемый 1836 г., обложку письма-пасквиля с адресом получа­ теля, относящуюся к тому же году; б) анонимное письмо, известное под названием «шантажного» письма князю Воронцову, написанное умышленно-измененным почерком (датируемое 1856 го­ дом), факсимиле анонимно-шантажного письма на французском языке, относя­ щееся к 1856 году и воспроизведенное литографским способом в 1862 году: в) письмо Долгорукова к П. В. Анненкову на русском языке, относящееся к 1861 году; г) письмо Долгорукова к Я. П. Полонскому, относящееся также к 1861 году; д) факсимиле княгя П. В. Долгорукова, относящееся к 1856 году. После тщательного сличения почерков эксперт представил подробный прото­ кол экспертизы и мотивированное заключение. Однако вся эта экспертиза была построена на основе буржуазно-идеалистического представления о почерке, как механическом выражении характера человека, на основе графологии, т. е. самого что ни на есть реакционного измышления буржуазной идеологии. Эксперт имел в своем распоряжении два письма, написанные Долгоруковым в 1861 году, когда ему было 45 лет, а также факсимиле, извлеченное из его письма, написанного С. М. Воронцову в 1856 году, когда ему было 3 9 лет, и сличал эти письма с пасквилем на Пушкина, который был написан анонимом в 1836 году, т. е. тогда, когда Долгорукову было неполных 19 лет. 1 «Временник Пушкинской Комиссии». М., АН СССР, 1937 г., т. I I I , стр. 454. 2 П . Е. Щ е г о л е в . «Д у эл ь и смерть Пушкина», М ., изд . I I I , 1928 г., стр. 502, примеч . 3.