Сибирские огни, 1962, № 11

было возбуждено тем, что в ходе дела подозревали влияние некоторых могущест­ венных лиц теперешнего здешнего правительства»'. История судебно-полицейской провокации против Долгорукова не так уж сложна, но тем не менее до сих пор некоторым нашим пушкинистам не до конца ясен полицейский характер этого судебного процесса. Начало этой истории отно­ сится к маю 1860 года, когда через месяц после появления книги Долгорукова в одной из парижских газет была напечатана «критическая» заметка по поводу этой книги. Заметку эту писал некий А. Мильшенский, псевдоним тайного агента Ш-го отделения А. Сомова, выполнявшего «тайные поручения» Министерства внутрен­ них дел царской России в Париже. «Недавно мы имели намерение, — говорилось в этой заметке, — приступить к разбору одной книги, которая с первого взгляда казалась нам очень любопыт­ ной. Содержание ее — родословные биографии современных родов. Но вдруг нам сообщили письмо от автора этой книги к одному из значительных лиц, родослов­ ная которого должна была появиться в его сочинении. Этим категорически предла­ галось заплатить автору 50 тысяч рублей, за что он обязывается уничтожить быв­ шие у него документы, делавшие, по его мнению, сомнительным прямое проис­ хождение и род оного лица, которому было письмо обращено. Это лицо в благо­ родном негодовании, видя в таком предложении постыдную проделку, велело снять фотографические снимки с наглой заметки автора и разослать в тысячах экземпляров. Один из таких снимков попал к нам в руки и показал нам нравствен­ ное значение писателя, заставил нас отказаться от задуманного разбора его со­ чинения, которое в наших глазах есть не что иное, как низкий пасквиль»2. Этим провокационным письмом третье отделение рассчитывало втянуть Дол­ горукова в печатную полемику, которую можно будет использовать впоследствии в качестве обвинительного материала на суде. И Долгоруков попался в хитро расставленные полицией сети. Его ответ на провокационное письмо был опублико­ ван 6 мая в той же газете. Он писал: «В последние годы пребывания моего в России я издал на русском языке 4 тома родословных. Это сочинение возбудило много неудовольствий и создало мне многочисленных врагов. В числе лиц, древ­ нее происхождение которых невозможно было допустить и которого они между тем добивались, был фельдмаршал князь Михаил Воронцов. В 1856 году он в по­ следнюю мою бытность в Петербурге не переставал заискивать и просить меня, чтобы в 4 томе, который я готовился выдать в свет, я ск а зал , что теперешние Воронцовы происходят от древних бояр Воронцовых (фамилия которых исчезла в XVIII веке). Он утверждал мне, что в доказательство имеются документы. Я знал, что это домогательство противно истине, но не мог в нем прямо отказать из ува­ жения к седым волосам восьмидесятилетнего старца. Поэтому всякий раз, когда он мне об этом говорил, я отвечал, что очень желал бы видеть и разобрать доку­ менты, на которые он ссылался. После этого я счел приличным... написать ему о скором появлении этого тома и выразить искреннее сожаление, что не могу удов­ летворить его желанию, так как он не доставил мне случая видеть документы»8. Далее Долгоруков излагал, как он был огорошен, когда в ответе Воронцова нашел упоминание о какой-то записке, вложенной в его письмо к фельдмаршалу, в кото­ рой говорилось о каких-то пятидесяти тысячах рублей за исполнение его заветно­ го желания. Он просил Воронцова немедленно прислать эту наглую записку, что­ бы принять меры к отыскиванию автора. Кроме того.., он отправился к шефу жандармов и просил о назначении немедленного следствия. Жандармский началь­ ник отнесся к делу довольно равнодушно, сказав, что Воронцов, как андреевский кавалер и фельдмаршал, избавлен от всякого рода следствия. Через несколько дней Воронцов умер. Дело это, казалось , предано забвению ...»4. Однако дело это снова всплыло, поднятое и сфабрикованное третьим отделением. Сын фельдмар­ шала Воронцова обратился в гражданский суд Парижа, требуя от Долгорукова удовлетворения «как от поносителя чести фельдмаршала Воронцова». Именно этого-то и нужно было Ш-му отделению, выполняющему хитро задуманный план русского посла в Париже — графа Киселева. Теперь перед царским правительст­ вом стояла серьезная задача — скрыть политический характер начатого против Долгорукова процесса, скрыть его истинный смысл, замаскировать свои цели. Но для этого надо было нанять и подкупить таких свидетелей, которые могли бы под­ писать любой клеветнический документ, любую фальшивку. «Началось формен­ ное «избиение камнями» опального изгнанника»5. Действия русских жандармов и иезуитов покоились на тесных узах русских и французских аристократов. Долгоруков доказывал на суде, что процесс этот но­ сит характер политический, что он является местью со стороны царского ярави- 1 Брошю ра «Речь г. Матье, адвоката кн я зя Воронцова», 1862 г. П ослесловие . 2 Ж урн ал «Былое* , март, 1907 г.; М. К. Лемке . «Князь П. В. Д о л горуко в — эмигрант», стр. 172. 3 Ж у р н а л «Былое» , 1907 г., март, стр . 172. 4 Там ж е , стр . 173. 5 П. В . Д олгоруков . «Петербургские очерки» , М., 1934 г., стр. 27.