Сибирские огни, 1962, № 11
яадцать. Вот и пришлось стоять. Стояли все вместе, поддерживая друг друга, как положено людям в трудную минуту. А ветер грозился сбросить их в море, и волны бушевали внизу, под ногами, обдавая людей ледяными брызгами. Потом пошел снег. Это был мокрый густой снег, он сек лицо, залеп лял нос и глаза. Люди соскребали его с лица закоченевшими пальцами, а ветер снова швырял и швырял снег, и не было этому конца. Чтобы согреться, люди пробовали петь. Они старались перекричать ветер. Но он и тут не давал им пощады, срывал с губ слова и уносил их в море! Тогда люди стали петь каждый свое, только для того, чтобы слышал сосед, чтобы знал сосед, что он не одинок. А снег все хлестал и хлестал. И люди поняли, что это хорошо. Теперь они уже наполовину вросли в ледяную глыбу, и можно было не держать ся. Люди поняли, что теперь им не страшен ветер. Сколько они простояли так? День, два? Верно, не больше. Многие по седели за это время. Кто-то из них умер раньше, но и мертвый оставался в строю, прикованный льдом к скале и к живым товарищам. А каково бы ло тому, кто остался в живых последним, и один среди мертвых, все еще ждал, все еще надеялся?.. Умолк рассказчик, взялся за рюмку. Мы чокнулись, выпили. — Вы к тому начали,— напомнил я погодя,— что любое искусство начинается от жизни. Разве есть что-то про эти статуи? — Кто знает,— сказал он, пытаясь поймать на вилку скользящий по тарелке маленький соленый рыжик.— Может, и есть. В детстве мой дру жок одержим был этой идеей. Боялся я за его голову. Зря, наверное, бо ялся. Всякое художество с этого начинается — с одержимости. Д ал он клятву: «Жизнь,— говорит,— отдам, а изображу всю правду, как было». С тех пор ничего о нем не слышал... Глянул на часы старый учитель. Посидели мы еще немного и легли спать. А назавтра, уезжая из деревни, утонувшей в морозном тумане, гля нул я на заиндевевшие серебряные тополя — и вспомнился мне странный старик с Байкала, его серебряные фигурки, его поиски «правды» на бере гу. Припомнился и серебряный островок с уступом, человечек на нем и чья-то судорожно изогнувшаяся рука, появившаяся из серебра на моих глазах. Не о нем ли рассказывал старый учитель? Как знать! Много безымян ных талантов на нашей щедрой и трудной земле. Кто же он, полузабытый старик с Байкала — свидетель и почти участник страшного события или художник, всю жизнь отдавший случайно подхваченному сюжету? И за кончил ли он свой заветный серебряный остров? Все это так заинтересова ло меня, что поездка на Байкал, в тот далекий рыбацкий поселок, стала неизбежной. Я сразу отыскал избу на берегу Байкала, где когда-то увидел фигур ки из заиндевевшего серебра. Меня встретил молодой розовощекий бурят с университетским значком на пиджаке, сын старика. — Умер отец, — сказал он.— Уже два года, как умер. А серебро, точ но, было. Помню, забавные фигурки делал старик. Только свихнулся он под старость лет, все пытался какой-то остров изобразить. Олени были, лодка, медведь — все переплавил, все на остров ушло. Кажется, он даже закончил его. Остров, какие-то фигурки на нем. Мистика и белиберда пол ная. Никакой возвышенной идеи. Да видно, и сам он понял. «Правды,— говорит,— не хватает!» Рассердился, бросил свой остров в тигель и все снова начал. Так и помер старик, а остров остался незаконченным. Только два человека стояло на скале. А должно их быть, помнится...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2