Сибирские огни, 1962, № 11
ся потери и погибая в бою, но не отступит. Такой уж у него характер. И это тоже будьте добры признать, товарищи «мальчики»! Вдоль проселка мчались заснеженные кусты, так напоминающие аб страктные скульптуры, и гора надвигалась на гору, словно лед на реке, и скрипели горы, потрескивали, как крупные льдины. Или это полозья скри пели, копыта били о наст? Эх, хороша молодость! Особенно хороша, когда тебе за шестьдесят... Недавно я встретил Ивана Алексеевича в студии. Он только что при ехал из дальней утомительной командировки. Он сидел в просмотровом зале, и его большая умная рука крепко стиснула спинку впереди стоящего кресла. Я видел и раньше этот неповторимый жест и знал, что он означает высшую степень сдерживаемого волнения, гнева, обиды. Но что странно, сейчас так же, как Иван Алексеевич, вцепился в спинку кресла и Юрий. После просмотра, когда Юрий вышел в коридор, я спросил у него, не проявлен ли еще материал их фильма о плотогонах. — Проявили, — спокойно ответил он. — Ну и как? — Ничего не получилось, — сказал он. — Фабричный брак пленки. СКОЛЬКО БЫ НИ... Анна Сергеевна уезжала в другой город. Передавая мне свой класс, она сказала: — Ох, и тяжелый класс! Вы представляете, я едва приучила их си деть тихо. Наплачетесь вы, голубушка. Тем более, молодая... Анна Сергеевна уезжала, и ей нисколько не жаль было расставаться со своим шестым «В». Да и шестой «В», как я поняла, тоже не очень-то сокрушался, что она уезжает. Класс оказался действительно трудным. Все сидели тихо и чинно, никто не разговаривал, не вертелся, но глаза ребят были пустыми. И хо тя все сорок человек сидели на своих местах, мне казалось, что говорю я в пустоту. И чего бы я ни делала, пустота не исчезала. Мне хотелось за кричать, топнуть, сделать еще что-то такое, чтоб только разбудить это мертвое царство, хотелось сказать: — Мне не нужно, чтобы вы сидели тихо! Шумите, разговаривайте, спрашивайте, не поднимая рук... Только не спите! Но я этого не сделала. И они не проснулись. Так продолжалось несколько дней. А потом я начала различать лица и понемногу вытягивать класс из того летаргического состояния, к которо му приучила его Анна Сергеевна. Я уже знала многих: Знала, что Машенька Золотова зубрилка и боль ше всего на свете любит получать пятерки, даже краснеет от удовольст вия, получив очередную пятерку. Мне она не нравилась. Очень уж легки ми были ее пятерки. Она и училась-то хорошо только по привычке. Я уже знала, что Зоя Гринберг во время урока рассеянно перебирает длинными пальчиками невидимые клавиши на парте. Говорят, у нее необыкновен ный слух. Знала, что Володя Владимиров из всех предметов уважает только математику, потому что хочет стать конструктором. Словом, я зна ла уже многих... Мишу Чижова я узнала случайно. Я проверяла тетради с домашни ми работами. Было задано придумать несколько предложений с оборота ми «что бы ни», «где бы ни», «сколько бы ни». Среди стандартных фраз, так похожих на примеры из учебника, я вдруг наткнулась на оригиналь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2