Сибирские огни, 1962, № 11

дил порог напрямую, не было такого случая. Но не мог же он отказаться от своего заветного кадра! Он носил его много лет, видел во сне, и вдруг— «не было»! Ну что ж, не было — будет! Раньше он рискнул бы сам. Те­ перь, ни слова не говоря, в лодку садится Юрий. — Отворачиваться? — спрашивает спокойно. — Не надо, брызги будут, — так же буднично отвечает Иван Алек­ сеевич. Плотогоны остолбенели, молчат, боятся выронить черное слово. Ес­ ли Юрий все же решится, по их поверью, в самый опасный момент ударит в весло черное слово... Юрий проносится в лодчонке, словно на санках, стремительно скаты­ вается с белой снежной горы. Вот его закрутил поток, скрыл на долю секунды. Нет, все в порядке, вырулил, молодец! Больно колотится серд­ це, и дыхание занялось, никак не наладится. Хватил Иван Алексеевич воздуха ртом, отдышался. Казалось, полчаса прошло, пока спускался Юрий. А на часы глянул — всего десяток секунд. — Ноги не промочил? — встретил он Юрия. — Не... Штаны вот намокли. — Штаны ничего, продует. Стали укладывать имущество на телегу, — как мальчишки, броси­ лись к ним степенные бородачи, каждый за честь посчитал помочь ящик подкинуть. — А я-то думал, вы все неправду снимаете, в кино-то, подстраивае­ те все... — сказал, помявшись, один из плотогонов. — А вот правду, выходит, — усмехнулся Юрий. — Посмотреть бы, что получится! — Увидите! — пообещал Иван Алексеевич. — Только бабам своим не показывайте... — Это почему же? — Засмеют бабы. Побоялись, скажут, речушку перемахнуть, какие же вы после этого мужики! И будет вам отказ по всем статьям... Потом к этому эпизоду подсняли крупно руку, сильную, цепкую, стис­ нувшую край лодчонки. На нее падают брызги, а она намертво вцепилась в борт, и между пальцами проступает синева. Такая рука была только у Ивана Алексеевича. Вот вам, «мальчики», обычный, всем понятный, и вместе с тем пол­ ный огромного смысла кадр — волевая, умная, даже — черт возьми!— думающая рука! Так он и работал. Стиснув зубы и стараясь не обращать внимания на сердце, лез в гору и твердил: ничего, ничего, я вам покажу, «мальчики», как надо снимать... Промокший, дрожащий на пронизывающем ветру, де­ лал иной раз по десять дублей и твердил: я вам покажу, «мальчики», я вам покажу, кто на самом деле молод, а кто просто зелен!.. Вечерами, от­ дыхая, он думал о том, что для его лет такое соревнование слишком на­ кладно. Но все-таки, измученный, засыпая под утро, он опять и опять твердил: завтра я вам покажу, «мальчики»! Так и работал. А потом все едва не пошло насмарку. Сколько уж они прошли раз­ ных порогов да поворотов, и ничего. Д аж е отвертку не потеряли — совер­ шенно исключительный случай. И вдруг...- Дело было к осени. Он сидел на плоту у костра, накинув на плечи тужурку, и по обыкновению, думал. Думал о том, что в армии, если уж дослужился до генерала, к тебе не подойдет солдат и не скажет: «Эх, ты!» А в искусстве все не так. В искусстве нет ни солдат, ни генералов. Это и хорошо, и плохо. Если бы он был генералом в искусстве, разве посмел бы он сказать кому-нибудь: «Делай так»? А вот ему говорят. Смеют гово­