Сибирские огни, 1962, № 11

Я слушал... И оживали страницы Его романа «Большой аргиш». А после лекции, В том же зале, Кто-то меня познакомил с ним. Мы крепко друг другу руки пожали, Он улыбнулся: — Вас манят дали? Север ведь Обживать Молодым! И сохранил я В памяти зыбкой Встречу, короткую встречу ту ,— Его застенчивую улыбку, Его человеческую доброту. С тех пор Я не раз бывал на Тунгусках, И всюду, в любой глухой стороне, О Верном, О Честном, О Добром Русском Рассказывали эвенки мне. В чуме, Укладываясь тихо на ночь, Спрашивал старый эвенк меня, Здоров ли сейчас Михаил Иваныч? Что-то давно Михаил Иваныч Не коротал с ним ночь у огня! Что я ему мог сказать на это? Что в черный, Недоброй памяти год Он был предательски оклеветан? Что больше он в чум к нему не придет? Старик все равно бы мне не поверил, Старик посмеялся бы надо мной. Сказал бы: — Ему ли бояться зверя! Нет, нет, Михаил Иваныч — живой. И впрямь — В тайге, Средь скал поднебесных, Везде, куда ты ни поглядишь, Стал он теперь Человеком-песней, Он продолжает Большой аргиш*. ...Я непреложно верю: с годами Села, поселки страны своей *А р г и ш и т ь — кочевать. Большой аргиш — большое кочевье. 96