Сибирские огни, 1962, № 10
дергивая струны. Гитара вторила ему. — Потеха! — вытер навернувшие ся слезы. — Дур ак !— озлобился Степан.— Горе это, а не потеха. Мужи ков два года нету, вдов — полдеревни. Живые ведь они! Чего ты хо чешь! — И чувствуя неловкость от темы разговора, порозовев скулами, со злобой на Женьку и на свое смущение, продолжал:—Ты в этом видишь всякое такое... Весело тебе! Забавно! Вон, мол, они, бабье, какие: любая — пожалуйста. А о другом не подумал? Как они там одни землю пашут? Хлеб убирают... Ты этот хлеб, между прочим, жрешь! — Аа-а, — отмахнулся Женька, — началась политбеседа. Идейные шибко, — дернул струны: Рыбачка Саня как-то в мае, Причалив к берегу баркас, Ему сказала: «Все вас знают, А я вас вижу в первый раз...». — Ты подожди песенки-то петь! — перебил его Степан. — Ты от веть, что думаешь! — Отвяжись! Не велика фигура, чтобы я перед тобой отвечал. Именно тогда Толик сказал: — Стойте! Идейные, говоришь? — и раздумчиво повторил: — Идей ные...— Толик обвел товарищей посветлевшим взглядом.— Он уязвить нас хотел.. Бедняга! Да , идейные! Мы — идейные! Читали Ремарка «На. западном фронте без перемен»? Кто-то ответил, что нет. Федор даже не слышал о такой книге. — Я ее на немецком читал. О наших ровесниках она, о семнадцати летних немцах, что в первой мировой войне участвовали. Тоже школя ры, как Макуха нас назвал. Загнали их в окопы за «великую Германию» воевать. Кто и уцелел на передовой — все равно погиб: морально. Все равно — жертва войны. А вот нам тоже по семнадцать. .. Ну, не нам, про нас — что говорить, — вздохнул Толик, — а тем, кто на передовой. Я о них говорю. Вот Макуха удивлялся: что за поколение? Помните? А чему удивляться? Да мы всю жизнь знаем! И за что воюем — знаем! Что пос ле войны лишними не будем — знаем! А те ничего не знали. «Потерян ное поколение». А мы? Ни черта подобного! Д а после войны я еще охот нее учиться буду, крепче на земле стоять буду! Потому что я — идейный! Ремарк толкует, что каждый день может стать последним, а значит, жи ви им, утешайся малым. А я не хочу так, я хочу жить взахлеб, «как чашу, мир запрокидывая»! И не только сегодняшним днем, а и завтрашним, и послезавтрашним. Я — идейный! Мне мало сегодняшнего дня, я хочу жить теми днями, что будут после победы. И если хочешь знать, Женька, то именно мы будем главными в послевоенной жизни. Мы! Мы — идей ные! Наша идея — коммунизм! А твоя? Женька, изумленный такой длинной и необычной речью Толика, с интересом глядел на него. — Ну, а твоя идея какая? — наседал на него Толик. Женька тронул струны: В ответ, открыв «Казбека» пач;ку, Сказал ей Костя с холодком: «Вы интересная чудачка, Но дело, видите ль, не в том»... Прихлопнул струны, замкнув звук.— Ты интересный чудак. Но дело, ви дишь ли, не в том. Ты зря меня агитируешь, не отбивай хлеб у Свиридо ва. Я тоже за коммунизм. Чего вы на меня взъелись? Но коммунизм — это завтра. А завтра ты можешь загнуться под водой, и все твои идеи
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2