Сибирские огни, 1962, № 10

Его приподняли. Медленно-медленно обвел мичман взглядом сишою-синюю стынь, неожиданно сильно выпрямился и отчетливо сказал: — Ось дивитесь, як все просто. Був мичман Макуха да вмер. И умер. Федор тупо глядел На закаменелые губы, на небритый подбородок мичмана, на явственно проступающую сквозь бледность лица синеву и никак не мог осознать до конца, что случилось. Толик Малахов вскинул сжатые кулаки вслед исчезнувшему самоле­ ту и исступленно кричал, захлебываясь рыданиями: — Гад! Гад! Гад! ...Резкий, злой крик чайки оторвал Федора от воспоминаний. Он посмотрел на дерущихся из-за добычи птиц и оглянулся назад. Рейд Ваенги отодвинулся, ксрабли сжались в размерах, но линкор по- прежнему высился .монолитной громадой. Д аж е отсюда, на таком рас­ стоянии. чувствовалась мощь первоклассного военного корабля. Между корпусом линкора и уровнем залива светилась дрожащая полоска. Казалось, корабль парит над водой. Давно привык Федор к этому оптическому обману. Первое время службы на севере это его очень занимало, и он любил подолгу глядеть вдаль, где, будто по воздуху, скользили над водой корабли. Федор окинул взглядом знакомые очертания сопок, четкие в утрен­ ней-свежести, понаблюдал за ча'йками, что ссорились из-за выхваченной из воды рыбешки, и снова закурил. Палуба дрожала мелкой дрожью, и от этого в ногах появлялся зуд. В утрсбе катера с замираниями стучал двигатель: что-то не ладилось у Мухтара. Чего доброго, опять заглохнет мотор и не дойдет до транспор­ та, как в прошлый раз. За кормой взметывались брызги и попадали в лицо. На шлифован­ ной поверхности залива оставалась извилистая «дорожка» — след ка­ тера. Федор поудобнее уселся на бухте шланга, затянулся крепким махо­ рочным дымом и снова задумался... ...Смерть мичмана стала вехой в жизни ребят. Кончилась скороспе­ л ая юность. На своем коротком прямолинейном пути шагнули ребята от школьной скамьи и полудетских . взглядов на жизнь в будни войны с ее писаными и неписаными законами. В ту первую ночь без Макухи Федор пересматривал свою жизнь. Он впервые задумался над вопросом, который задал когда-то отец: «Что за поколение ваше?» Что за поколение, которое чем-то удивляло и мичмана? Ни голода, ни холода не знало оно. Ни бурь революции, ни гражданской войны, ни коллективизации. Но в детстве все это было еще рядом, особенно коллективизация. В детстве весь мир безоговорочно де­ лился на красных и белых. В каждом толстом и чисто одетом человеке, в шляпе и галстуке подозревался буржуй. Детскими играми были игры «в Чапаева», «в гражданскую войну», слова «ревком», «комбед» не были седой историей. Членами этих ревкомов и кобмедов были их Отцы. Ребя­ та не видели убитых из кулацких обрезов, но запомнили самих кулаков по еще непсжелтевшим и неснятым со стен плакатам. Не все понимая в классогой борьбе, едва научившись писать, они старательно выводили: «Товарищи, будьте бдительны! Враг не дремлет!» и рисовали кулаков с тупыми обрезами. В школьных хороводах, после «Каравай, каравай, ко-