Сибирские огни, 1962, № 10

нике» и «Песню о СокбЛе». Особенно волновала его дерзкая строчка: «Безумству храбрых поем мы песню!..» Обветренное лицо его по-детски юно, как и год назад, на Байкале. Только на верхней губе топорщились редкие волосики, которым Толик тщетно пытался придать вид бравых усов. Привычно окинув взглядом залив, Толик сел рядом с Федором. Огрубевшими пальцами со сломанными ногтями, при виде которых его ■ мама, наверное, упала бы в обморок, ловко свернул цигарку из ма­ хорки. Федор кивнул на словарик французского языка, с которым Толик не расставался: — Как успехи? Вери гуд? — Мерси,— преувеличенно вежливо откланялся Толик, приподняв феску за шишечку на макушке.— Написал вот отцу письмо на языке Вольтера и Гюго. Толик вставил цигарку в наборный мундштучок, искусно сделанный, из прозрачных плексигласовых и алюминиевых колец, прикурил, зажав по-морскому огонек спички в ладонях, озорно улыбнулся: — Если бы только мой папа слышал мое произношение! Сказал бы, что это выговор пьяного немецкого унтера, когда тот Пытается быть вежливым где-нибудь... в парижском кабаре. Отец Толика поставил перед сыном задачу: во время службы изу­ чить английский и французский (немецкий Толик знал в совершенстве). Отец писал письма по очереди на этих языках, и Толик обязан был отве­ чать на том же языке, на котором получил письмо. — Отец пишет, что мне, очевидно, часто приходится общаться с немцами и чтобы я не упускал случая совершенствовать язык.— Толик улыбнулся, ловко сплюнул за борт.— Общаюсь. В кино. Напиши, что ни одного настоящего фрица не видел,— не поверит. Мама', конечно, обра­ дуется. Она в каждом письме наказывает, чтобы я не промачивал ног, так как склонен к ангине. Друзья покурили, наслаждаясь на редкость хорошим в Заполярье утром. Они не первый месяц служили здесь. В мягких, поначалу кажущих­ ся серыми, красках, научились видеть гармонию, различать тысячи от­ тенков и полутонов. Федора и Толика роднила не только любовь к при­ роде, но и любовь к живописи: оба рисовали в свободное время. — Красиво как! — говорил Толик, любуясь береговой чертой со­ пок.— И ничего яркого, бросающегося в глаза. Все выдержано в скром­ ной гамме. Между прочим, художники Серов и Коровин ездили сюда, на русский север, в поисках новых красок. Коровин именно здесь нашел серебристую гамму, которую так долго искал. Ты заметил, что больше всего впечатляют картины, на которых нет буйства красок? Как у Леви­ тана, Саврасова. .. В неярких тонах есть что-то потаенное, берущее за душу. Я не могу долго смотреть на полотно, с которого на меня обру­ шивается целый каскад красок. Все это кричит, перебивает друг друга, лезет в глаза... А у «Омута» Левитана могу простоять сутки. А когда в Третьяковке увидел «Над вечным покоем», плакал. Народ кругом, и не­ удобно, понимаешь, а удержаться не могу. Толик виновато улыбнулся и надолго замолчал. Федор понимал Толика, он хорошо знал эту гениальную картину Левитана, не раз пытался скопировать ее и не мог. Небывалая тишина на полотне, и впечатление такое, будто летишь в этом безмолвии над ог­ ромной и прекрасной землей. Летишь, и щемит сердце от беспредельного- разлива реки, от необъятного неба, от чувства, что вот — она твоя зем­ ля твоя Родина... В картине есть многое, что напоминает север, его бес-