Сибирские огни, 1962, № 10

му дому, когда меня вторично привезли жандармы. Он всмотрелся в меня, слег­ ка присвистнул, хлопнул себя рукой по бедру и укоризненно покачал головой. — Ба! Кажется, г. Короленко. — Совершенно верно. У вас, г. полицеймейстер, хорошая память... — Не рассчитывал я с вами более встретиться. Считал вас — извините — благоразумнее. А помните, что я вам говорил? — Помню... — И опять попались.. Теперь уж кончено! — Кто знает, г. полицеймейстер. Кто знает. Может, и еще встретимся. — Ну уж, извините! Этого никогда не бывало. В голосе его звучало даже что-то вроде обиды. Лично он против меня ни­ чего не имел, и от моего возвращения ему, конечно, было бы ни тепло, ни холод­ но. Но я не в первый раз тогда заметил, что на иных сибирских администраторов эти постоянные шатания взад и вперед пересылаемых производили впечатление недоумения и досады. Когда мимо них проходили, звеня кандалами, уголовные партии, когда потом тянулись с котелками за спинами бродяги, это было явле­ ние привычное. Отколе Сибирь стала русской Сибирью, — все тянулись на во­ сток эти партии, все звенели кандалы, и все бегали на запад бродяги. Это были побеги на свой страх и риск и на них привыкли смотреть сквозь пальцы. Но вот, приблизительно с 70-го года целые партии политических вошли в эту бесконеч­ ную цепь ссыльной «тяги», стали бытовым явлением. К этому явлению трудно было приноровиться сибиряку-администратору; оно сбивало все традиции: начать с того, что большая часть из ссылаемых были пол­ ноправные граждане, никаким судом не осужденные и ссылаемые якобы вовсе не в виде наказания. Как с ними держаться. Как с арестантами? Но они горды, озлоблены, раздражительны и притом — не лишены прав... Ни закон, ни освя­ щенные веками традиции не давали на этот счет никаких указаний. Оставались циркуляры, но циркуляры уничтожали друг друга и неизвестно было, которого из них слушаться. Бывало так, что начальство ссылалось на «последний» циркуляр, а ссылаемые указывали на самый последний, который не дошел еще официально до Сибири, но уже применялся в других местах, а иногда бывал напечатан и в га­ зетах. Поэтому политические партии попадали каждый раз в старое русло сибир­ ской ссылки каким-то чуждым общему течению камнем, который то неожиданно стремительно катился, то останавливался столь же неожиданно, загромождая и мешая общему течению. Одна партия шла очень вольно, в своих платьях, в цветных рубахах; осужденные каторжники ничем не отличались от административных. Я помню, например, какое недоумение вызывал в команде и начальниках вид Па­ пина, которого доставили из Мценска на баржу в белом офицерской формы карту­ зе, узких брючках и кургузом синем пиджачке... и в то же время на ногах этого щеголя звенели кандалы. На ту же баржу из Вышнего Волочка административ­ но ссыльные доставлены были месяцем раньше в арестантских халатах с тузами. Это значило, что в Мценске применялся один циркуляр — там позволяли носить свое платье. Какой-то ревностный конвоир к этому циркуляру приляпал другой,— и поверх щегольских брючек бывшего каторжника зазвенели кандалы. В Вышнем же Волочке применялся циркуляр иной, и оттуда не лишенные прав и никогда не судившиеся люди выходили с бубновыми тузами на спинах. Когда две такие партии сливались вместе в Нижнем или в Тюмени, — выходил кавардак: спори­ ли арестанты с начальством, спорили жандармы с полицией, спорили конвоиры с жандармами. И порой — дело кончалось повальной бойней: солдаты били прик­ ладами мужчин и женщин, не разбирая. И вот начались «возвращения». Поехали на свой счет, пошли пешком, пере­ сылались этапами, получали прогонные деньги, как чиновники, перевозились с жандармами в Россию, точно в Сибирь. Уже это сбивало с толку полицеймейсте­ ра и из «Сибири», из ссылки делало что-то несерьезное. Столько-то лет служу, ни­ чего подобного не видал, — говорит полицеймейстер. «Смотрите, — вторично попадетесь, кончено». Понятно поэтому чувство некоторой досады, когда ссылае­ мый отвечает с усмешкой: — Почем знать! Полицеймейстер чувствует, что рушится какой-то искони веков заведенный порядок, у которого он кормится, вековая ссылка обращается во что-то шаткое, с чем можно шутить. Я понимаю,^что^можно написать по этому поводу ну хоть в «Московских ве­ домостях». Покойный Маркевич и то обвинял прокуроров и чуть [не] жандармов в излишних послаблениях, а тут опять доказательство послаблений, расшатыва­ ющих власть. Но на это обстоятельство возможна и другая точка зрения: когда купец, обвиненный судом за доказанный поджог своей мельницы и приговорен­ ный к пожизненной ссылке, возвращается через два-три года, то (хотя сибирский администратор знал причины этого явления и не удивлялся ему) — это, конечно, было «законное» послабление. Но когда меня, никем никогда ни в чем не обви­ ненного, держали в тюрьме, мыкали по ссылкам, потом решили неизвестно за