Сибирские огни, 1962, № 10
труда и значок с изображением крылатого коня. Женщина не знает русского язы ка, я — корейского, и мы никак не можем начать разговор. Вдруг прядильщица улыбнулась. И мы заговорили. Заговорили молча. Улыбка ткачихи настолько ясно сказала мне о радости встречи с советским человеком, о ее душевной открытости и расположении, что я сразу же ответил тоже улыбкой. Должно быть, и моя улыб ка выражала взаимно такие же чувства, какие владели ею. Ким Бон Ре (так зовут мою новую знакомую) заговорила на своем родном^ языке. Я не знаю ни одного корейского слова. Но удивительно, мне показалось, что я понял то, что она сказала. Когда подошел переводчик, нам оставалось только продолжать разговор. — Мы ведь много знаем о Советском Союзе,— сказала Ким Бон Р е ,— наши газеты часто пишут. Читаем и книги советских писателей. Я на всю жизнь запом нила роман Островского... В свою очередь я сказал, что мне очень нравятся романы корейских писате лей Хан Сер Я «Сумерки» и Ли Ги Ена «Земля». — О, это и мои любимые книги! — воскликнула женщина. Мы были в выставочном зале Пхеньянского текстильного комбината. Зал — светлый, просторный, с паркетным, хорошо натертым полом. По стенам — стек лянные витрины с образцами хлопчатобумажных тканей и трикотажа. Все это за ливало яркое осеннее солнце. Заметив мой взгляд на звезде Героя и значке Чхонлима, прядильщица ска зала: — Я сделала не так много, если сравнивать с успехами советских друзей. А этот значок,— пояснила Ким Бон Р е ,— означает, что мы получили звание бригады Чхонлима. Это, знаете ли, вроде ваших бригад коммунистического труда. Беседа с Ким Бон Ре была моим первым интервью в Корее. Я попросил пря дильщицу рассказать о своем жизненном пути. — Если я скажу вам, что родилась в бедной семье, это не будет новостью,— ответила она.— Вся наша страна была ограбленной, бедной. Нам запрещали даже говорить на родном языке. Два года я посещала начальную школу и должна была учиться на чужом языке. Только после освобождения я узнала, что сущест вует корейский алфавит. Какая это была радость — складывать одну корейскую букву с другой и читать на родном языке: «Мы — не рабы, рабы — не мы». Ким Бон Ре поступила на текстильную фабрику. Она была тогда еще под ростком, и ей установили шестичасовой рабочий день. Три раза в сутки давали- горячую пищу. Это была невиданная роскошь. Но и это было не все. Ее поселили в общежитии фабрики, и она впервые в жизни стала спать под одеялом. Кому-то за океаном показалось, что горячая пища, теплое одеяло и грамо та — это слишком много для корейской девушки. На ее голову стали сбрасывать бомбы и жечь напалмом землю, по которой она ходила. Ким Бон Ре вместе с фабрикой эвакуировалась в Северный Китай. Фабрика сражалась. Станки ее работали день и ночь. Пряжа и та понимала, какое зна чение имеет работа фабрики для победы, и она почти не рвалась. Ким Бон Ре вместо четырехсот веретен стала обслуживать шестьсот. Северокорейцы отстояли свою свободу. Страна начала подниматься из пеп ла. На плато за рекой Тэдонган был заново построен Пхеньянский текстильный' комбинат. Мы идем с Ким Бон Ре по обширным и светлым цехам. Удивительная везде чистота и опрятность. И — равномерный, как бы успокаивающий нервы, гул станков. Кажется, что находишься в лесу и слушаешь шум ливня. Из пря дильных станков текут и текут, как струи в горной реке, белые хлопковые нити. В ткацких цехах беспрерывно и неустанно снуют челноки, и опять движущаяся- завеса из нитей. Случается, где-то обрывается нитка. Ткачиха так проворно, так быстро скрепляет ее, что не уследишь, как она это сделала. — Мы учимся у советских работниц, — говорит мне Ким Бон Ре. — Еще в. 1954 году я стала применять метод советской прядильщицы Ананьевой — и вот под моим присмотром четыре тысячи веретен. Помните, раньше у меня было шестьсот. От шестисот—до четырех тысяч. Обучила меня этому советская пря дильщица Ананьева. Она была у нас в гостях. Ливень в цехах продолжал шуметь. Работало одновременно сто тысяч вере тен, три тысячи ткацких станков. В пролетах неторопливо ходили работницы в. розовых блузках, в коротких юбках. На многих станках висели красные флажки и даже букетики цветов. На щитах — фотографии всадника Чхонлима. Ежеминутно возникала все новая и новая пряжа и рождалась ткань. Двести- пятьдесят тысяч метров хлопчатобумажной ткани за один день, пятнадцать ты сяч штук трикотажных изделий, десятки тысяч носков и чулок. — Вот он какой, наш комбинат! — сказала с гордостью Ким Бон Ре. Осмотр цехов закончен. И, чтобы закончить и интервью, я попросил пря дильщицу ответить в заключение на два вопроса: 1) что является особенно го рестным в ее жизни сейчас; 2) какую особенную радость в последнее время она. пережила.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2