Сибирские огни, 1962, № 9

— Куда ж ты ее теперь? С собой?.. Пятьдесят лет живу, а своего до­ ма не узнаю... Почему ж ты раньше не сказал, что уезжаешь? Пусть бы люди пришли посмотрели. Тут я сообразил: я могу удивить Федора Ивановича, обрадовать. Сейчас. Могу!.. И я сказал: — Федор Иванович, а я вам дарю ее. В клуб. — Да ты что? Серьезно?.. Мы тебе заплатим. — Нет, Федор Иванович, я дарю. — Может быть, трудодни за нее начислить? — Я дарю. — Завтра же назначу баб клуб выбелить. Федор Иванович, забыв прикурить, разглядывал удлиненную гори­ зонтальную картину, на которой была изображена его, промытая дождя­ ми, деревня. — А ведь ты ее, поди, приукрасил? — Нет, Федор Иванович. Она такая и есть. Помолчав с минуту, он согласился: — Да, такая. Когда Федор Иванович ушел, я представил клуб с лозунгами, плохо написанными четырехклассниками на склеенных газетах, ужасную копию репинского «Ивана Грозного»... У Ивана Грозного лицо желточного цве­ та, из его круглых, едко подсиненных орбит вылезают страшные глаза, наверно, потому, что он руки сильно в краплаке измазал. Я сам вывесил свою картину на большом свободном простенке — на­ против «Ивана Грозного». Лилька, это правда? Едва мы встретились с Петькой, он сразу же заговорил о Лильке. — Ты почему ей не писал? После твоего отъезда вдруг оказалось — я хороший парень и ее друг. Деликатно напросилась ко мне в гости... Все рассматривала здесь твои работы. По-моему, она здорово ждала твоих писем. Знаешь, как-то нервно ждала... Зато Генка ее развлекал. Присылал по два письма в день, сообщал утренние впечатления и вечерние. Я его уже видел у Лильки. В новом костюме. Он летом сорвал сильнейшую хал­ туру, написал панно и оформил Доску почета для какого-то нового дома культуры в районе. Разговаривает важно... У Лильки настроение на трой­ ку. Она верна себе — не стесняется с намеками. Мне проговорилась: «Я ждала другие письма...» Неужели ты не написал ей ни одного? — Не написал. Незачем. Ждала моих писем... Если бы это была правда! Лилька успешно закончила училище. Выезжала со своим курсом в Москву. Жила там, потом отдыхала у моря. Загорела и похудела. Ну что ж?.. Некогда ей было думать обо мне и ждать моих писем. Начались занятия. Меньше стало общеобразовательных дисциплин. Мы больше рисовали, готовились к будущим дипломам. Возле нашей аудитории часто останавливались студенты младших курсов, и, когда натурщицы, запахнув халатики, выходили из аудитории, они благоговейно взирали на живопись «солидных» выпускников. Когда-то я тоже почти не верил, что смогу научиться писать так же свободно, как эти необщительные, вечно запирающиеся в своих мастерских пятикур­ сники. В сентябре мы должны были представить предварительные эскизы дипломных работ. Я написал эскиз «Плугарь». На тракторном трехлемеш­ ном плуге сидел паренек в большой, не по росту, телогрейке. Фуражка на