Сибирские огни, 1962, № 9

Картина мне не понравилась. Очень уж там не наша была деревня, и не нашей деревни люди. Какие-то все чистенькие, как с цветка снятые. Наша деревня мудрей... Сам себе я казался сильным и умным. Вспоминал никчемность спо­ ров о красоте, которую своими сердцами мы еще не увидели. Словно я вернулся в школу, где начал учиться распознавать, когда люди бывают красивы... Я тоже распространялся, или, по крайней мере, считал — знаю людей. А что я рассказал о них? Что я рассказал о тех ста одиннадцати солдатах, не вернувшихся с войны в нашу маленькую деревню? Какими были у них лица, когда они стояли над промерзшими брустверами окопов, под Москвой?.. Я опоздал о них рассказывать. Я опоздал рассказывать о двадцатилетних солдатках, туго повязан­ ных шалями, с большими мужскими топорами и ломами в руках. Я видел их... Но только сейчас понял, как они красивы. Я живу среди живых. А кто знает об этих людях то, что знаю я? И так, как знаю я? Не рассказать о них теперь — я не имею права. Утром дождь крупно застучал по лопухам, обильно свалился на избьи и стих. Застелилась земля на дорогах бархатной чернотой. Солнце на тра­ ве у плетней стало мокрым и нестерпимо зеленым. Длинные тени от коль­ ев пересекли бревенчатые стены колхозных амбаров. Все обновилось, обнажилось и только присущим себе цветом приняло- солнце. Я расставил мольберт с горизонтальным подрамником на крыльце. Спешил перенести на холст вымытую дождем улицу, ограду с неровными кольями, глазастые венчики подсолнухов, ворота с тесовой перекладиной, колхозные амбары... Все это чистое и беспокойное в цвете. Я надавливал кистью на холст, и мне казалось: трава, мокрая после дождя, шевелится под солнцем, кипит. Только бы успеть!.. На другом холсте я тщательно прорисовывал композицию улицы. Не­ сколько дней я писал деревню. Представлял, как привезу картину в учи­ лище, покажу товарищам и вместе с этюдами отдам ее на отборочный просмотр для отчета по летней практике. А ночью мне виделся стол с карандашами, падающий вратарь и под­ бородок на кулачках, сложенных один на другой... Слышалось ласковое Лилькино: «Чего ты хочешь?..» И холодно извиняющееся: «У Генки день рождения, я обещала...» Опять и опять я смотрел им вслед. Они ухо­ дили на расстоянии друг от друга, не оглядываясь... Я дотрагивался рукой до серебристой полосы на подушке, как до ее плеча той ночью... Если бы Лилька была здесь, рядом! Может ли это- когда-нибудь быть? Как это будет?.. Я понимал, что зря думаю о ней, и все-таки думал. Пейзаж я уже закончил. Осталось только снять его с подрамника и свернуть рулоном — так удобнее везти. Обходя глиняную насыпь погреба, ко мне под крышу сарая пришел председатель колхоза Федор Иванович. — Рассказывают, ты что-то тут нарисовал. А ну-ка, покажи! Он смотрел на картину издали. Потом приблизился к ней вплотную и наклонился. — Это же наша деревня! Гляди, какая она... Прямо праздник глазам! Федор Иванович достал кисет, прихватил его мизинцем и свернул самокрутку. Постоял молча, спросил: