Сибирские огни, 1962, № 9

один раз — своим желаниям, потом — желаниям другого, третьего... Так можно раздарить себя по кусочкам. Ну что у тебя общего с Олегом? Хо­ чется, держась за него, приподняться на цыпочки и поглазеть на абст­ рактное искусство или остроумно посмеяться над «толстыми ногами доя­ рок»? Или рядом с ним почувствовать себя смелой, делающей вызов уста­ ревшим вкусам?.. Кто для тебя Генка? Ты так чутка, так добра к нему, что, забыв себя и все на свете, натаскиваешь его в геометрии. На самом деле, ему всего лишь приятно подержать тебя за руку, а ты таешь от не­ имоверной щедрости. А то вдруг со мной решишься на всюночную про­ гулку... Лилька выскочила из-за стола, кинулась ко мне. Разъяренная, она, казалось, готова была вцепиться в меня и выть от бессилия и злости. — Зачем ты сюда пришел? Голос ее прерывался. — Я спрашиваю, зачем ты сюда пришел? Чтобы получить свой кусочек? — Нет. — Зачем пришел?! — Чтобы сказать: я люблю тебя... — А тебя никогда не выставляли за дверь? — Я умею сам уходить, если вижу, что делать больше нечего. Поднялся и вышел. На улице больно ударил дождь. Я оттолкнулся спиной от стены и шагнул с крыльца, как в омут. — Виктор! Виктор! По скользкой глинистой дорожке, шарахаясь то в одну, то в другую сторону, не пригибаясь, бежала Лилька. Дождь хлестал ее по лицу, по го­ лым, смешно разлетевшимся рукам, по мокрому, сморщенному платью. Я схватил ее на руки... и поцеловал. Мокрую внес в комнату. Она ласково высвободилась и остановилась около меня. — Ой, какой ты неуютный! Ой, какой грубый! И какой же ты бестол­ ковый... Она отодвинулась. Платье, там, где я за него брался, гак и осталось прилипшим. Лилька его не одернула. — Никуда ты сейчас не пойдешь... Что ты мне наговорил? Как ты можешь смотреть мне в глаза? Обвинил меня черт знает в чем, а сам целовал... — Я не понимаю тебя. — Поэтому пришел оскорблять? — Уж такой я есть... — Зачем ты меня выслушивал? Неужели то, что было между нами, ничего тебе не говорит?.. Толкуешь о чуткости, а сам!.. Неспроста тебя уже ничто не будит. Ты человеком-то был только в детстве, когда песню слушал... — Лиля... — Рассуждаешь высокопарно: «Народ!.. Искусство!» А сам, навер­ ное, экономишь на шницеле в студенческой столовке. Ты пока здоровый, выдержишь. Думаешь, всем это под силу?.. Да, я хочу ходить в театр, да, я хочу иметь красивое платье, да, мне много надо... Ну, обвиняй, обви­ няй! Эх, ты! Надо сначала быть человеком, потом учиться на художника. — Лиля... — Не смотри на меня так... Я мокрая, отвернись. Отвернись! Я буду переодеваться. И загремела ящиками комода у меня за спиной, зашуршала платьем. — Ну, что надулся? Вон подушка. Будешь спать на диване.