Сибирские огни, 1962, № 9

рой физической усталости. Я не бездельничаю. Я всегда занята. Но мне некогда браться за вратаря. Проходит месяц, два... Что же я успела за это время?.. Ни-че-го! Абсолютно. И вратарь стоит нетронутым. Я все жду, жду того часа, когда за него возьмусь. Жду тяжело... Я ведь тоже художник... Было сумрачно. От окна долетали к нам брызги дождя. Хотелось встать и подвести ее к окну: «Посмотри, какой дождь!.. Не бойся выбежать под него, не бойся намокнуть!..» Но я понимал, ника­ кой дождь ей не нужен. Я трогал пальцами тяжелую пластилиновую фигурку и думал: «Вра­ тарь-то стал инвалидом». Но движение и напряженная выразительность лица не изменились. Растянутые до стекольного блеска губы, раздувшие­ ся ноздри и серые, ровные, грубо намеченные зубы продолжали жить. Я не мог уловить, что он кричит... Кричал он несомненно что-то определен­ ное. Лилька, наверное, слышала этот пластилиновый крик. Потому, что она сама напряжена... — В твоем представлении, я непробиваем? — сказал я.— Однажды один человек уже сравнивал меня с тесаным булыжником и предсказы­ вал: мое спокойствие жизнь сомнет... Я приходил с занятий почти в отчая­ нии. Я не умел рисовать... Что оставалось делать?.. Жаловаться кому-то? Я мог услышать в ответ насмешливое: «Надежды юношей питают. А ты уже не юноша и давно безнадежен». Или — наоборот: «Ты зря огорча­ ешься. В твоих рисунках что-то есть. Успех придет со временем. Больше работай»... Я сам знал, что мне делать. Я сидел по десять часов в учили­ ще, приходил домой и рисовал дома. Тот человек говорил: «Все-таки ху­ дожник должен работать нервами. А чем ты работаешь? Каким рубиль­ ником себя включил?..» У него почему-то портилось настроение, когда он ложился спать, а я сидел над рисунком. Он умел больше моего. Поэтому мог зарабатывать деньги копированием и купить не пачку грузинского чая, а какао «Золотой ярлык», не вельветовую куртку, а модный галстук и костюм. Занимаясь халтурой, он меньше трудился. Когда замечал, что уже теряет что-то, убеждал себя и пытался убедить других: «Да это, в сущности, никому не нужно» — и возмущался моим спокойствием. Я знал: я приехал сюда не ориентироваться на кого-то, не сваливаться с кем-то в одну колею, из которой всегда трудно выбираться. Я приехал учиться не «на всякий случай». Мне говорят: «Откуда у тебя такая уверенность?» А я не считаю истеричность признаком талантливости. Теперь у меня спрашивают, почему я непробиваем, чего я хочу?.. Я понимал: меня заносит, я сейчас выскажу Лильке все, я наказываю ее за доверчивость. — Скажи, о чем кричит твой вратарь? Ты его слышишь? Лилька молчала. — Ты все ждешь, ждешь времени, когда за него возьмешься. А мне кажется, у тебя крикливые друзья. Они тебя оглушили. Они кричат тебе всего слишком много и слишком красиво. В этом шуме ты уже не мо­ жешь сосредоточиться и не слышишь вратаря. Ты не боишься, что мо­ жешь вообще никогда его не услышать?.. Ты талантлива. По-настоящему. Ведь не было же этого вратаря, этого напряженного лица!.. Но он состо­ ялся в тебе, и ты сумела закрепить его пластилином... Оказывается, тебе некогда работать. Изредка ты даже мучаешься. Ты просто не владеешь своим талантом. Он у тебя, как избалованный ребенок, от рук отбился, стал капризен и бьет ногами об пол... Ждешь дождя. А если он придет с градом?.. Такой дождь больно бьет. Ты способна выдержать?.. Пусть я наговорил много обидного. Но в наше время ни дожди с градом, ни бу­ ри — не редкость... Тебе хочется всюду успеть. Ты стараешься угодить