Сибирские огни, 1962, № 9
— Гордеев, мне с тобой поговорить надо. О чем они говорили — я так и не узнал: Петька отмолчался. Через несколько дней в сатирической газете «Мастихин» появилась карикатура: во флотской тельняшке, остроносый, с выпученными глазами, Петька стоял на сцене, размахивая пол-литрой водки, как противотанко вой гранатой, и кричал: «А ну, где она, аритема красных сарафанов?» Комитету комсомола поручили обсудить аморальное поведение ком сомольца Гордеева... — Мне там Лилька понравилась! — рассказывал Петька. — Моло дец баба!.. Во-первых, меня обвинили в том, что я был пьян. Кажется, боком вышло наше первое опробование ресторана. Жаль, как следует не выпили. Не зря бы попало. А то ведь не было ни в одном глазу!.. Знаешь, как Лилька вела себя?.. «В чем же, говорит, аморальность Гордеева?» — «В оскорбительной бестактности», ■— сказал секретарь комитета. «Сме лость бывает неразборчива». — «Ты это считаешь смелостью?» — «На сколько я знаю, тебе тоже не нравились этюды Котина. Но при обсужде нии ты промолчал». — «Я не считал уместным о своих вкусах говорить именно там». — «Потому, что ты двуликий Янус!..» В общем, завелись все без солярки. В результате — я даже выговор не получил. А Лиль ка баба злая, как рысь. Когда выходили, секретарь сказал ей: «О тебе, Аверкина, о самой нужно разговаривать где следует. Ходишь тут обтяну тая кофточкой — вся наружу, да еще каких-то стиляг в училище таска ешь!..» А Лилька пошевелила пальчиком у виска и напомнила ему о «шу рупчиках». Все-таки она молодец!.. Без нее выговор вкатили бы. Но, ка жется, так и не поверили, что не был пьян... Петька ехидно посмотрел на меня и сказал: — Влюбиться мне в нее, что ли? Попробуй разобраться и ягеницшах... Сумерки в нашей комнате наступали рано. Из открытой двери по полу тянулась яркая полоса, а из окна на про тивоположную стену падал жалкий сноп света. Поэтому на стене особен но выделялся Петькин подрамник с белым загрунтованным холстом и чуть ниже — гипсовая посмертная маска Маяковского. Хозяйка боялась маски. — Мертвец. Прямо мороз по коже идет. Когда их дома нет, я в ком нате одна оставаться не могу, — жаловалась она соседкам. Петька достал маску у одного приятеля, скульптора. — Человек!.. А? — говорил он. — Не могу представить его с закры тым ртом. Он для меня всегда говорит. Петька часто рисовал Маяковского и так помнил черты его лица, что мог рисовать в любом ракурсе... Я перекладывал книги с места на место, комкал ненужные бумаги и бросал в ведро у печки, подстрагивал карандаши, а на самом деле ждал восьми часов. В восемь — вечер молодежи в училище. Петька расстелил на столе широкие флотские брюки, побрызгал на них водой изо рта, накрыл газетой, взял утюг за тонкую перевитую руч ку, обмотанную носками, и стал гладить. Газета желтела, в комнате пах ло паленой бумагой. Я молчал. А Петька вдруг с напускным цинизмом заговорил о Лильке: — Ты заметил? На наши вечера она редко ходит. В университете у нее выбор интереснее. Мы мелковаты. В общем, этот товар с такой доро гой этикеткой — можно только смотреть и никогда не пробовать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2