Сибирские огни, 1962, № 9

амбары пусты. Центнер хлеба рубли стоил! Все свезешь — ни хлеба, ни денег. Вот и рассчитывайся с колхозниками!.. А колхозники-то — сплошь бабы одни... Сидят на лавках пять босоногих душ, а баба подоила вече­ ром коровенку, процедила молоко и понесла сдавать государству. Так и носит, пока не рассчитается... За какие такие грехи, спрашивается?.. — Что-то мрачно у вас выходит, Федор Иванович... — То-то и мрачно. А если правда? Мы мрачность всегда видели, да не знали, как ее назвать. Только сейчас правительство рассмотрело, что многие колхозники должны государству за несколько лет. Ближе к лю­ дям подошло. Увидело: с баб и взять-то нечего. Налоги сняли... А люди вернутся... Теперь вернутся,— Федор Иванович доверительно посмотрел на меня.— Больше хозяевами мы себя почувствовали. Человечнее с нами стали разговаривать. Возьми тот же хлеб. Знаешь, по какой цене у нас теперь его покупает государство?.. Мы его не сдаем, а продаем, он наш, наш! Вот в чем дело. Будет время, еще и ты к нам вернешься... Вечерами я прогуливался. Возле клуба, на бревнах, собиралась мо­ лодежь, в основном девчонки. Какой-то мальчишка играл на большом, красивом трофейном аккордеоне. Играл современные песни и ужасно фальшивил. Поведет мелодию, в середине обязательно что-нибудь поте­ ряет и неожиданно закончит категорическим хвостиком... Девчонки тан­ цевали вальс и фокстрот, неумело, однобоко переступая ногами. Многих я уже не узнавал. Я перерос «точёк». Тут я был лишним. Родная деревня... Когда-то я измерил ее босыми ногами. Я обходил белые острова уснувших на поляне гусей, шел мимо сухого тына, с пле­ тями хмеля, на который падал раздробленный свет из окон. Иногда я видел в окнах людей. Для них хлопал в темноте колхозный движок, давал свет. Я знал этих людей. Я мог бы о них многое расска­ зать. Но я вез в училище только несколько портретных рисунков и боль­ ших этюдов, чтобы отчитаться за свою поездку. А как ты думаешь, сибиряк? Я вернулся в училище за три дня до начала занятий. Рисовать не хо­ телось. Бесцельно бродил по городу. На углу улицы, возле огромного вороха арбузов, огороженного деревянными решетками, меня окликнули: — Витя! Лилька с Аллой покупали арбуз. — Нам нужна помощь. Посмотри-ка! Если у тебя есть хоть капелька совести, ты его донесешь! Я взял арбуз с прилавка, темный, полосатый, с маленьким сморщен­ ным хвостиком. Всю дорогу боялся, чтобы он не выскользнул из рук. Нес бережно, словно это был не арбуз, а невесть что. Лилька жила в маленькой комнатке. На шифоньере, в -причудливых движениях, застыли пластилиновые фигурки — из спин торчали прово­ лочные позвоночники. Пока я рассматривал их, Лилька положила арбуз на тарелку, пошлепала ладонью по глянцевому гудящему боку и воткну­ ла кончик ножа. Арбуз треснул тонкой неровной дорожкой. Холодный, он брызгал соком. Девчонки смеялись, ели арбуз шумно, щеки у них были мокрые. Ког­ да стол завалили полумесяцами корок, Алла заспешила: — Я домой. — Оставайся сейчас же! Кто будет доедать? — приказала Лилька. Но Алла отскочила в угол и, раздельно шевеля губами, что-то молча выговорила, понятное только подружке, и ушла.